Копплстоун и Кранстон неподвижно стояли на верхней ступеньке и смотрели на подъезжающий автомобиль.
Гримстер выбрался из машины в сопровождении охранников, один из которых нес его чемоданчик, встал между ними и взошел на крыльцо.
Копплстоун слегка заплетающимся языком приветствовал Гримстера: «Добрый вечер, Джонни», — и взял у охранников «дипломат».
— В доме для вас накрыт стол, — обратился к охранникам Кранстон. — Но сначала обыщите машину. Все, что найдете, несите ко мне в кабинет. — Он перевел взгляд на Гримстера, потрогал повязку на глазу и бросил: — Ты круглый идиот, Джонни. — В его словах неожиданно прозвучала грусть.
Охранники вернулись к машине, а Гримстера увели в дом. Дежурный за столом резко, словно птица, вскинул голову, взглянул на вошедшего и вновь склонился над журналом, который читал. Копплстоун обыскал Гримстера, отнял все, что было у него в карманах, даже перстень с корольком снял, и объяснил:
— Сэр Джон приказал. — Потом с улыбкой добавил: — Наверное, он считает, что ты нас всех загипнотизируешь.
Они прошли холл, спустились по пологой лестнице в подвал к тиру. Гримстер знал, куда они направляются. За тиром была маленькая клетушка по прозванию «губа»; ею пользовались редко, хотя она была вполне надежна. Башмаки гулко стучали по каменным плитам. Кранстон отпер железную дверь и вошел первым. В клетушке не было окон. По углам висели забранные решеткой лампы. Стены были сложены из огромных гранитных глыб. В пяти футах от двери поперек камеры от пола до потолка возвышалась железная решетка со столь мелкими ячейками, что сквозь них не пролезала рука. Копплстоун отпер обитую железом дверь посреди решетки, и Гримстер вошел в камеру. Там стояли стул, стол, койка, под которой был горшок, по задней стенке тянулась узкая деревянная полка с четырьмя или пятью книгами в мягкой обложке. Сколько помнил Гримстер, они валялись там всегда. Увидев на столе бутылку бренди, ящик с сигарами и зажигалку, Гримстер спросил:
— Это что, любезность шефа?
Копплстоун кивнул. Кранстон на мгновение смутился, но скрыл это — торопливо отвернулся, чтобы закрыть дверь. Вот почему майора не выпускали из усадьбы. Он так и не заматерел, слишком легко поддавался печали и стыду.
Копплстоун взял у Кранстона связку ключей, и тот молча ушел, оставив дверь в тир широко распахнутой. Копплстоун сел на низенькую табуретку у самой решетки. Гримстер подошел к столу и взялся за бутылку. Она уже была откупорена. Он налил себе, сел на койку, бережно держа стакан в скованных наручниками руках, согревая его.
— Когда приезжает сэр Джон?
— Завтра. Как обычно, — Копплстоун положил «дипломат» Гримстера себе на колени, открыл его, заглянул внутрь и тут же закрыл. — Чего тут только нет! Не многовато ли для обычного визита сюда? А что стряслось с Гаррисоном?
— Он объявился, когда я выкопал бумаги Диллинга.
— Где бумаги?
— Оригиналы у миссис Харроуэй. Я переснял их и оставил пленку в приемной сэра Джона.
— То есть мы будем вынуждены заплатить?
— Да.
— Великодушно, ничего не скажешь.
— Я бы назвал это по-другому.
— Что толкнуло тебя на измену? Факты или домыслы? Ты так много размышлял о Вальде и тебе было так горько, что ты задумал порвать с нами?
— Я просто пришел к определенному решению. — Гримстер улыбнулся и почти опорожнил стакан бренди.
Копплстоун встал с «дипломатом» в руках:
— Ты попал в беду, Джонни. Но все будет сделано честно — по нашим понятиям.
— Когда?
— Завтра. Или послезавтра. Точно не знаю. Лично я против тебя ничего не имею. Все дело в Ведомстве. Ты же понимаешь.
— Конечно.
У порога Копплстоун обернулся и добавил:
— Давно я не напивался так, как напьюсь сейчас. Ты крепко огорчил меня, Джонни.
Он вышел и запер за собой дверь.
Гримстер допил бренди и улегся на койку. Через полчаса он уснул.
На другое утро, в семь, к нему пришли те двое, что его арестовали, теперь они были в штатском. Один, с пистолетом в руке, остался у входной двери, другой принес Гримстеру воду и бритвенный прибор.
Через полчаса они вернулись и вынесли парашу. Тот, что был постарше, сказал: «Удивительно, как вам удалось побриться в наручниках», а младший не смог удержаться от восхищения: «Здорово».
Гримстер сел и развернул «Дейли Мейл», которую они ему оставили. В газете была фотография — длинная вереница машин у львиного загона и расплывчатые контуры ямы, вырытой Гримстером. Благородный герцог будет в восторге. Какой директор зоопарка не обрадовался бы такому случаю? Английская знать всегда была главным поставщиком зрелищ, впитывала эксцентричность с молоком матери. Трагическая смерть Гаррисона превратилась в сенсацию. Сэр Джон со своей стороны позаботится, чтобы Гримстер умер без шума. Его смерть будет картиной без цвета, мыслью без чувств. Джон отчетливо представил письмо, которое напишут матери. В досье погибших было полдюжины светокопий подобных похоронок… «Глубоко сожалеем… длительная служба… великая преданность… он был незаменимым… мы скорбим…» Длительная служба — только эти два слова не будут ложью. Мать сохранит письмо, станет оплакивать сына, превратит память о нем в еще одну тему для разговоров. Но сначала он убьет сэра Джона. Эта идея, холодная и твердая, как кремень, стала навязчивой. Ничто не остановит Гримстера.
Читать дальше