Боб Рэндолл - Зов

На полпути к вестибюлю Сьюзен вспомнила, что Андреа наверняка уже пришла из школы, сидит одна в квартире и ждет ее.

Новый позор.

Шанс им наконец представился. Произошло это на другой день утром. Только-только стукнули дверцы лифта — Лу увез Андреа на целый день.

Звонок. Пауза. Второй. Сьюзен стояла на кухне с чашкой кофе в руках, чувствуя, что начинает дрожать, и уверенная — на другом конце провода ее поджидает Существо.

Вспомнив наставления Гарриэт, она подошла к телефону, сняла трубку. Поднеся ее к уху, она услышала голос Гарриэт:

— Послушай, ты должна сделать одно. Как бы ни напугалась, но следующий раз, когда позвонят, не вешай трубку. Положи ее рядышком, уйди из квартиры, приезжай сюда, если захочешь.

— Гарриэт? — неуверенно спросила Сьюзен.

— …только не вешай! Мы бессильны что-то сделать, если снова повесишь.

— Гарриэт? Это ты?

— Я понимаю. Не буду.

Сьюзен узнала собственный голос.

— Вот и умница…

— Гарриэт? Гарриэт? — выкрикнула Сьюзен, как будто могла пробиться сквозь толщу разговора к настоящей Гарриэт.

— …Ох, дерьмо! 3:15! У меня кабинет битком…

— Прекрати!

— …подчиненными, которые ждут-не дождутся наброситься на меня. Пора…

— Черт побери! Я не повешу трубку!

— …провожу тебя до лифта…

— На этот раз ты не заставишь меня! Ни за что!

— …а как тебе кабинеты наши? Шик, да?

Сьюзен хлопнула трубку на кухонный стол с такой силой, что треснул наушник, и белый кружок пластика скакнул на пол, где несколько секунд повибрировал, а потом замер у ее ног. Сьюзен уставилась на него, и через минуту до нее дошло: из уцелевшей части трубки не раздается ни звука. Она бросилась в гостиную и сорвала трубку второго телефона.

Лишь гудок набора.

Кляня себя за глупость, Сьюзен твердила, что в следующий раз, когда позвонят, никакие трюки, никакие непристойности, самые неожиданные, не вынудят ее нарушить обещание.

Пахло дымом. Запах преследовал Сьюзен весь день, и она тыкалась по всей квартире, ища источник. Лу ничего не чувствовал и раздражался все сильнее, наблюдая, как она без конца то открывает, то захлопывает дверцы шкафа. А запах держался. Три раза проверяла подсобные помещения, выглядывала в коридор; раз десять открыла дверцу плиты; принюхивалась к проводам лампы и двух телевизоров, даже крутила транзистор, принесенный из офиса. А едкий запах дыма не исчезал. Присутствовал он и в ее единственном сне в ту ночь.

Снилось ей, будто Гарриэт — кукла, и кукла горит. Гарриэт горит, потрескивает от жара грива волос, каждая прекрасная черта лица обесцвечивается, платье стало коричневым, потом черным и рассыпалось пеплом.

Сьюзен проснулась и впервые за последний месяц потянулась к телефону у кровати добровольно.

— Гарриэт? — сказала она, дозвонившись. — Это Сьюзен.

— О-о, ты? — отозвалась Гарриэт.

— С тобой все в порядке?

— Разумеется. А что?

Сьюзен замешкалась на минутку, чувствуя себя преглупо, но все-таки выдавила вопрос:

— А вчера вечером? Ничего не случилось?

— А что?

— Случилось, да? Был пожар?

Опять заминка, по которой Сьюзен поняла ответ.

— А ты-то откуда знаешь?

Да, ее догадки правильны: предостережение, огонь из царства огня.

— А что произошло? — сжалась в тошнотворном предчувствии Сьюзен.

— С плитой что-то. Ларри подумал, я ее выключила, а я подумала — он. Но откуда ты узнала?

— Почуяла дым.

— Что?!

— Гарриэт, пожалуйста, выслушай меня и сделай, как я прошу. Я хочу, чтобы ты сняла «жучки» с моих телефонов. Забудь, что вообще знакома со мной…

— Сьюзен, да ты что?

— Мне не требуется твоя помощь. Прошу, оставь меня в покое.

— Но почему? Что я сделала не так?

— Гарриэт, не в том дело. Я думаю, что может случиться с тобой, если не бросишь меня! Пожалуйста, ради тебя самой же…

— Сьюзен, прекрати! Успокойся…

— Все равно ты ничего не сможешь! Разве сама не видишь? Гарриэт, пожар — предостережение. Оно знает, что ты пытаешься мне помочь. Оно не допустит…

— Сьюзен, что за нелепость! Подумаешь. В плите загорелось! Да у нас такое сплошь и рядом. А все почему? Если и есть в мире распустеха хуже Ларри, так это я…

— Пожалуйста, Гарриэт! Ну пожалуйста!

— Послушай… — Голос Гарриэт прозвучал неожиданно властно. — Это не просто любезность станции. Я служу в телефонной компании, и нам не нравится, когда нашими аппаратами пользуются, чтобы изводить людей. Миленькая, смирись. Нравится тебе или нет, но я на твоей стороне.