Майкл Крайтон - NEXT

— А я нанял бы для тебя лучшего адвоката, чтобы он защищал тебя в суде, — без улыбки проговорил тот. — Как ты думаешь, Ричарду известно, где находится птица?

— Возможно, но мне он ни за что этого не скажет. Он ненавидел Жерара. Я поговорю с Надеждой, хотя думаю, что он наверняка подкупил ее.

— Птица знала твое имя? Или название лаборатории? Или номера телефонов?

— Нет, но Жерар помнил звук моего сотового телефона и часто воспроизводил его.

— Что ж, тогда, возможно, в один прекрасный день он тебе позвонит.

Гейл вздохнула:

— Возможно.

Алекс Барнет вела один из самых сложных в ее практике процессов — дело по обвинению в сексуальном нападении и изнасиловании двухлетнего мальчика в Ма-либу. Обвиняемый, тридцатидвухлетний Мик Кроули, политический обозреватель вашингтонской газеты, находился в гостях у своей свояченицы, когда вдруг ощутил непреодолимую потребность заняться анальным сексом с ее маленьким, еще не выросшим из подгузников, сыном. Кроули был богатым и глубоко испорченным выпускником Йеля, наследником огромного состояния, заработанного на ниве фармацевтики. Он нанял печально известного вашингтонского адвоката Эйба Ганцлера по кличке Не-Было-Такого.

Как оказалось, сексуальные пристрастия Кроули были хорошо известны в Вашингтоне, но Ганцлер в своей обычной манере еще за несколько месяцев до начала процесса принялся отчаянно шельмовать в прессе Алекс и мать ребенка, доказывая, что они — завзятые феминистки, а все дело является лишь плодом их извращенного воображения. И все это — несмотря на наличие официального заключения врачей, проводивших освидетельствование малыша. Пенис у Кроули был маленький, но все же причинил серьезные повреждения прямой кишке крохи.

Алекс, позабыв обо всем на свете, готовилась к третьему дню судебного заседания, и в этот момент Эмми, ее помощница, сообщила по интеркому, что ей звонит отец. Алекс сняла трубку.

— Я ужасно занята, папа.

— Я не задержу тебя надолго, — сказал отец. — Хочу уехать на пару недель.

— Да? Понятно.

В кабинет вошел один из ее коллег-адвокатов и шлепнул на стол Алекс пачку свежих газет. «Стар» напечатала фотографии пострадавшего ребенка, больницы в Малибу и неприглядные снимки Алекс и матери малыша, глупо щурящихся на ярком солнце.

— Куда ты уезжаешь, папа?

— Еще не знаю, — ответил отец, — но мне нужно побыть одному. Сотовый, наверное, отключу. Когда доберусь до места, я пришлю тебе весточку. И коробку с кое-какими вещами. На тот случай, если они тебе понадобятся.

— Хорошо, папа, отдыхай.

Говоря с отцом, она перелистывала «Лос-Анджелес таймс». На протяжении многих лет эта газета боролась за право иметь доступ и публиковать любую информацию, связанную с судебными процессами, — независимо от того, является ли она предварительной, носит ли частный характер или даже основана на слухах. Калифорнийские судьи с крайней неохотой предавали огласке даже документы, в которых указывались домашние адреса пострадавших женщин или медицинские данные, связанные с изнасилованными детьми. Такая газетная политика давала адвокатам возможность делать громкие и голословные утверждения в пользу своих подзащитных еще до начала суда. Почему бы и нет? «Таймс» напечатает все, что угодно! И «Тайме» печатала. «Народ имеет право знать!» Да, народ действительно имел право знать, какого размера были разрывы в прямой кишке несчастного маленького мальчика…

— Алекс, ты держишься?

— Да, папа, я в порядке.

— Они тебя еще не достали?

— Нет. Я жду помощи от общественных организаций по защите детей, но они пока не делают никаких заявлений и хранят странное молчание.

— Ты наверняка потрясена всем этим, — сказал он. — Этот мерзавец имеет крепкие связи среди политиков. Сволочь! Ну ладно, Лекси, мне пора.

— Пока, папа.

Алекс положила трубку. Анализы ДНК должны быть готовы уже сегодня, но их результаты еще не пришли из лаборатории. Взятые образцы были минимальными, и она с тревогой думала о том, что они покажут.

В обитом бархатом презентационном зале известного лондонского рекламного агентства «Селат, Энни, Косс лимитед» мягко погасли огни. На экране возникло изображение американского шоссе, по которому, сливаясь в мутную полосу, неслись машины. Вдоль шоссе не росло ни единого деревца, зато виднелись бесчисленные рекламные плакаты и вывески. Гэвин Косс по опыту знал, что такая картинка способствует немедленному сплочению аудитории. Любой негатив в отношении Америки воспринимался на ура и работал безотказно.