Джон Бердетт - Крестный отец Катманду

— Наверное, даже такому опытному режиссеру, как Фрэнк Чарлз, было трудно работать с людьми, которые не говорят на его языке да еще пытаются импровизировать?

— Да. Для кого-то другого это показалось бы вообще невозможным. Но Фрэнк Чарлз был очень одаренным. Очень страстным. За его вдохновением легко следовать.

Я покачал головой:

— Совсем не похоже на голливудского режиссера.

— Не мне судить. Я ни с кем, кроме него, из голливудских режиссеров не работала.

— Но не кажется ли вам странным, что одаренный режиссер, настолько увлеченный своим фильмом, так и не удосужился его доснять?

Мой вопрос как будто ее озадачил.

— Рано или поздно он все равно бы его закончил. Прошло всего семь лет после того, как мы завершили съемки.

— Вы знаете человека по имени Тиецин? — Я старался говорить ровным голосом, но мне показалось, что фраза упала, как кусок металла на кафельный пол, и в голове резко звякнуло.

Тара приложила ладонь ко рту — левой руки, которой так неохотно шевелила, — но по глазам я заметил, что она смеется.

— Я знаю человек пятьсот по имени Тиецин. Оно еще более распространенное, чем Ринпоче. [58] Ринпоче — буквально означает «драгоценный» — уважительный титул для именования высших лам.

— Простите, я хотел сказать «доктор Тиецин».

Тара больше не скрывала смеха.

— Каждый третий мужчина в Тибете доктор чего-нибудь. Многие приобретают это звание в монастырях.

— Он проводит семинары по истории Тибета и буддизму на втором этаже в комнате, выходящей окнами на Боднатх.

— Я больше не хожу туда. Решила ассимилироваться с непальцами, которые проявили по отношению к нам такое гостеприимство.

Я тяжело вздохнул. Не было смысла продолжать допрос, иначе она бы совершенно закрылась. И не стоило притворяться, будто расследование — единственное, что у меня на уме.

Ну что ж, приступим.

— Вы очень красивы.

Наивно? Полагаю, да, зато честно и по делу. Я предоставил ей выбор: она могла изящно, как умеют женщины, подобные ей, закончить разговор или подхватить игру и флиртовать со мной в каком ей угодно духе.

Я наблюдал, как слегка менялось ее лицо. Долго-долго мне казалось, что она единственный человек в ресторане, который не понимает, что у меня на нее романтические виды. Но вот посмотрела мне прямо глаза, одарив взглядом чистой души. Затем не без насмешки чуть скривила губы, подняла левую руку так, что та оказалась на уровне моего лица, правой рукой сняла верхние фаланги трех средних пальцев, и маленькие металлические протезы со звяканьем упали на стол. Дав мне насмотреться на черные обрубки пальцев левой кисти, она с громким стуком уронила ее на скатерть. На звук повернулись фаранг с белой женой. Тара помахала ему рукой, и он разозлился, что она испортила ему аппетит.

— Ну что, все еще хочешь со мной переспать? — В ее голосе не было ни тени коварства. Она покосилась на меня и со смехом добавила: — Уверяю, все остальное у меня на месте.

Не могу тебе сейчас об этом рассказывать, фаранг. Все это смущает меня, кажется священным и одновременно комичным. И выставляет не в лучшем свете. Оно все еще живет у меня внутри, посылает противоречивые сигналы нервной системе, отбивает вкус к еде и работе, а тебе хочется знать, было у нас что-нибудь с Тарой или нет. Ведь так? Ну, мы с тобой еще об этом потолкуем.

Между тем я отправился на Фрик-стрит искать пансион «Никсон». Если ты забыл, фаранг, что такое Фрик-стрит, вот тебе справка: были еще живы Дженис Джоплин и Джимми Хендрикс; их работа сформировала саундтрек, который берет начало в Сан-Франциско, но его лучше воспринимали здесь, где рынок наркотиков составлял существенный сегмент экономики. Для полной инициации потребовалось пересечь прекрасные экзотические страны, которые конец двадцатого века превратил во имя цивилизации в непроходимые поля сражений. Выжившие пилигримы славились вшами, длинными волосами, дизентерией, примитивным мистицизмом, поголовным пристрастием к наркоте и любовью к рок-н-роллу.

Я никак не мог найти нужное место и блуждал по рынку, где женщины сидели на корточках над огромными дынями, морковью, редисом и другими овощами таких невообразимых размеров, что приходило в голову, уж не модифицирована ли волшебным образом вся долина Катманду. В избытке присутствующий в воздухе угарный газ не мог повредить внушительно разросшуюся местную продукцию, а хозяек не смущали свободно разгуливающие по утреннему рынку куры, коровы, обезьяны и собаки. Но коронным номером была бочка с рыбой, которую кто-то наловил в одной из здешних рек, например в Багхмати, на чьем берегу трещат и лопаются на погребальных кострищах трупы. После долгих поисков я наконец наткнулся на прицепленный к фонарному столбу выцветший, написанный от руки указатель; «Фрик-стрит туда».