Джастин Скотт - Девять драконов

Какой-то мужчина, сидя на корточках, связывал свежепойманных крабов с колченогими лапками стрелками травы. Вдруг он сунул одного из этих разъяренных существ ей прямо под нос. Клешни и ноги воинственно оттопырились и сучили в воздухе, но девочка уже видела кое-что и похуже, и в ответ она просто взглянула в упор на торговца. Он засмеялся и кинул ей апельсин.

Она побежала к лоточнику и предложила ему свой неожиданный подарок. Он протянул ей пирожок со свининой, завернутый в бумагу, но она прочла в его взгляде настоящую цену апельсина и потребовала четыре.

— Один.

— Два.

Они сошлись на трех.

Вкус хорошей пищи только усилил ее голод. Когда она взяла отца за руку, то почувствовала, что он дрожит. Он был похож на привидение, которое может сдуть ветром.

— Теперь уже недалеко, — сказала она, и он покорно поплелся за ней, еле переставляя ноги, словно она знала, куда идти.

Адрес на клочке бумаги начал расплываться у нее перед глазами. Она спросила, как пройти, у старушки, торговавшей соленой рыбой. Дом матери малышки где-то недалеко, у этой дороги, подумала старушка. Нет, она не знала мать девочки; она была из хакка, [2] Хакка — этническая группа китайцев, живущая на юге и юго-западе Китая. что жили на джонках и появлялись на рынке только для того, чтобы продать свою рыбу.

— Сяо цзе! — закричал самый знакомый на свете голос. Маленькая дочурка. Старая женщина, тащившая плетеную сумку с овощами, подхватила ее сильными руками. Сама Тинь Хао не могла бы явиться более чудесным образом, и все ее тело содрогнулось в спазме облегчения.

— Чен гу! Тетушка Чен!

В Китае, в лучшие времена, тетушка Чен была няней малышки. Она была ама — служанкой в доме, — семья продала ее еще ребенком в семью отца девочки. Она вырастила отца и заботилась о малышке во время частых отлучек матери. Когда все верные слуги стали вызывать уже слишком сильную злобу у Красных Стражников, отец дал ей денег, чтобы она смогла бежать в Гонконг.

Неся малышку на руках и поддерживая отца, она провела их по темным ступенькам в крошечную комнатушку. Потом она привела кого-то из обслуживающего персонала полевого госпиталя, который осмотрел отца и прописал ему сходить в поликлинику. Но отец боялся решиться на это без документов, удостоверяющих личность. Тогда служащий возразил, что англичане держатся довольно мягкой политики по отношению к беженцам, позволяя остаться тем, кому все же удалось пробраться в Гонконг. Но отец покончил со всякими шальными попытками.

Тетушка Чен пообещала утром найти гомеопата. Когда отец забылся тревожным сном, девочка спросила, где ее мать.

Рот тетушки Чен напрягся в отвращении.

— Иди спать. Здесь со мной ты — дома.

— А она в Гонконге?

— Да уж, конечно, она в Гонконге. Где же еще ей быть?

Окно комнатки тетушки Чен выходило на кирпичную стену и висящий на ней электрический фонарь. При его свете она делала искусственные цветы, придумывая их из листьев, лепестков и стебельков, которые ей продавал какой-то человек, а затем покупал уже готовые букетики. Двоюродные братья и сестры отца, еще раньше бежавшие в Гонконг, быстро нашли его и принесли рис и поношенную одежду. Но отец уже достаточно окреп и мог помогать тетушке Чен делать цветы. Он уже дважды водил малышку в красивый храм Тинь Хао на Паблик-сквэр-стрит, где они зажигали душистые палочки в благодарность богине моря, спасшей их жизни. Потом появилась мать.

Она была даже красивее, чем помнила ее девочка: в пахучем ореоле цветов и сигаретного дыма, с глубокими, темными, как пещеры Шанхая, глазами — и такая же загадочная. Мать повезла ее на Стар Ферри. В этот удивительный полдень малышка увидела гигантские корабли в порту и дома-башни, сверкающие в лучах солнца, и первых в своей жизни — гуйло — призрачных людей с Запада. Они были смертельно бледными и пугающе большими — некоторые из них были вдвое выше отца, но мать не боялась их; а когда великан в белой форме заговорил с ней, она свободно защебетала в ответ на ломаном английском, без запинки выдохнув слова «маленькая сестричка» вместо «дочери».

Вскоре, к досаде и тревоге отца, мать стала сновать из дома и обратно так же часто, как и в Китае. Лежа на матраце с тетушкой Чен за задернутой занавеской, девочка просыпалась от их споров. Отец казался расстроенным, мать щедро сыпала новыми словечками.

— Куда ты ходишь?

— В Гонконге не обойтись без знакомства с нужными людьми, если хочешь, чтобы дела пошли на лад.