Олег Бондарь - Месть Мертвеца

- Не нравится мне все это...- сказала девушка, но я благоразумно не стал уточнять, что именно она имела в виду. Мне не хотелось обсуждать с ней то, что мне самому было непонятно, да и вообще, хотелось хоть на время отвлечься от загадок и непоняток, которые так и кишели вокруг нас.

Солнце жарило немилосердно, на синем небе не было даже намека хоть на самое захудалое облачко, а заветные деревья находились так же далеко, как и раньше. В какой-то миг мне даже показалось, что они издеваются над нами, отодвигаясь все дольше по мере нашего к ним приближения. К тому же, мы изнывали от жажды. Минералка давно была выпита и забыта. А ничто так не усугубляет потребность, как отсутствие желаемого. Не уверен, что мне так же хотелось бы пить, если бы рядом была вода... Только от таких самоуспокаивающих мыслей легче почему-то не становилось.

- Наверное, вчера Земля пережила некую глобальную катастрофу, - выдвинула очередную версию Светлана. - Столкнулась с метеоритом, кометой, еще чем-нибудь. Сначала атмосфера от резкого повышения разразилась грозой, а затем вся влага резко испарилась. И теперь всему живому неминуемо придет конец.

- У тебя не голова, а дом советов, - деланно восхищался я, потому что различные версии происшедшего стали сыпаться на меня сразу, лишь только мы отошли от лагеря. - Только есть маленькая закавыка. Если бы все случилось так, как ты говоришь, нам бы вчера на голову лился кипяток, а, как мне помниться, дождь был довольно таки прохладный...

Светлана замолчала, наверное, придумывала очередную научно-обоснованную гипотезу, которая, обязательно должна была вкладываться в рамки ее материалистического мировоззрения. Ее практицизм, по правде говоря, начал меня задалбливать не меньше, а, может, и больше, чем недавние язвительность и занудство.

Странные бывают люди. Все им нужно знать досконально, и пока они не найдут объяснения всему, что происходит, нипочем не успокоятся. Я себя к таким не относил и потому, в данный момент, меня все-таки больше волновало отсутствие воды. С решением вопросов глобального значения можно было и повременить. Как там ни крути, а человеческое "я" призвано оставаться рабом собственного тела. Никуда нам от этого не деться. И в таком положении вещей, я не видел ничего противоестественного, в отличие от заумных тирад попутчицы.

- Не нравится мне твоя теория, - смахнув пот и, облизав высохшие соленые губы, все же продолжил разговор. - Сама подумай, если ты права, то очень скоро нам предстоит превратиться в высохшие мумии, не говоря уже о том, что смерть от жажды не из приятных. Так что, может, выдашь нечто более оптимистическое?

Светлана не удосужила меня ответом. Уловить иронию в моих словах было совсем не сложно, а она принадлежала к той категории людей, которые обожают прикалываться над другими, но не терпят насмешек над самими собой. Она надулась, и некоторое время мы продвигались молча.

Идти нам приходилось по целинной земле, заросшей мелкой травой, правда, иногда случались островки чертополоха, которые мы благоразумно обходили стороной. Ни намека на дорогу, да и на само существования человека мы пока не обнаружили, а отмахали, судя по времени, уже километров пять-шесть. Возможно, мы неверно избрали направление, но менять что-либо было поздно. Отпущенное нам друзьями время истекало немилосердно, и не далек был тот час, когда нужно было возвращаться.

- Похоже, до леса нам не добраться...

Света опустилась на траву, и я с радостью плюхнулся рядом. Длительная ходьба измотала меня, и я чувствовал себя измочаленным. Солнце напекло голову, от его лучей не спасала даже рубашка, из которой я предусмотрительно соорудил нечто вроде панамы, и она буквально раскалывалась на части. Девушка, судя по ее виду, чувствовала себя не намного лучше.

- Если я сейчас не выпью хотя бы глоток воды, я сейчас умру.

Это была едва ли не первая человеческая фраза, которую она проронила за все время нашего путешествия. И я бы, наверняка, порадовался такой перемене в ее характере, если бы чувствовал себя хоть немного лучше. Однако, обреченность, которая все сильнее завладевала мною, акцентировала внимание сугубо на личных ощущениях. Страдания ближнего воспринимались как нечто абстрактное и не заслуживающее на внимание. Такова, увы, эгоистическая сущность человека.

Идти дальше казалось лишенным смысла и совершенно бесполезным занятием. В то же время, и возвращаться назад без утешительного результата было, как бы, ни к чему. Разве, чтобы утешить свои последние часы, а в том, что нам всем предстоит подохнуть от жажды, я больше не сомневался, созерцанием страданий ближних? Настолько ли это приятное зрелище, чтобы тащиться под немилосердным солнцем еще черт знает сколько?