Александр Варго - Животное

Она произнесла это таким тоном, словно делала мне настоящий королевский подарок, но тут же оговорилась, чтобы я был экономным и «все не тратил». Хорошенькое пожелание!

– Может, я обойдусь как-нибудь так? – неуверенно переспросил я, впрочем, заранее зная ответ.

– Конечно, нет. Мало ли что случится! К тому же ты просто обязан купить сувениры – память на всю жизнь. И нам с папой будет интересно.

Мы прибыли на место и разбили палатки прямо на краю Бородинского поля. Это было нечто незабываемое: еда на костре, прогулки по лесу и, конечно же, само представление. Хотя я прекрасно знал, что все происходит понарошку и никаких всамделишных французов рядом нет, запах настоящего пороха и живое действо прямо-таки захватывали воображение, заставляя поверить во все, что угодно.

Вопреки моим опасениям, вопрос с местом ночевки поднимать не пришлось. Старшие ребята самостоятельно размещали наши рюкзаки в палатки, и подразумевалось, что именно на этом месте мы должны спать. У меня мелькнула мысль, что в случае чего можно списать маме вину за «угловое место» на них, но мне досталась именно середина, чему я был несказанно рад – как иногда мало нужно для хорошего настроения и довольства жизнью. Только выспаться мне толком не удалось – первая же ночь принесла очень неприятный сюрприз.

Измотавшись за день на свежем воздухе, вечером мы ввалились гурьбой в палатку, скинули с себя часть одежды, сунули под головы рюкзаки, мгновенно успокоились и уснули. Это было просто замечательно – я очень боялся подтруниваний ребят над плотной розовой кофтой, которую мне дала с собой мама, чтобы «не заболел». Однако в ней мне стало на самом деле тепло и очень уютно.

– А давайте рассказывать страшные истории, – начал было один из мальчиков, но все были настолько уставшие и полные впечатлений, что захрапели при первой же его попытке рассказать что-то про чертей и оживающих мертвецов. Что касается меня, то последняя фраза, которую я помнил, была:

– И путники сделали привал в деревенском доме, находившемся возле старого заброшенного кладбища.

Потом я стремительно нырнул в черноту и, кажется, проснулся буквально через мгновение, хотя, на самом деле, уже таинственно мерцал рассвет. Сначала меня охватила дикая паника – никак не удавалось узнать то место, в котором я оказался. И первое, о чем подумалось, – почему-то рассказы Эдгара По, творчество которого я тогда очень любил, связанные с погребением заживо. Но потом на меня хлынул поток воспоминаний, и все стало простым, понятным и совсем не страшным. Только сердце продолжало бешено колотиться в груди и, казалось, не собиралось успокаиваться.

Некоторое время полежав с закрытыми глазами, я понял, что сон ушел от меня вместе с ужасом пробуждения, и, возможно, мне предстоит несколько долгих часов просто блуждать в своих мыслях, терпеливо дожидаясь наступления дня. Так было со мной только однажды, когда я впервые поехал летом в детский сад «Зоренька», расположенный рядом с пионерским лагерем «Заря», и всю вторую половину дня провел с мамой в лесу. Вообще-то мне никогда особенно не нравилось собирать грибы, но в тот раз их оказалось столько, что я с удовольствием набрал полную корзину подосиновиков, от шляп которых трава на полянах казалась растущей на подсыхающей вулканической лаве. Один из грибов попался с поврежденной ножкой и необычно выгнутой шляпкой – мама сразу же окрестила его «инвалидом», и это почему-то настолько меня рассмешило, что я не мог успокоиться до самого вечера. А когда в большой деревянной комнате, уставленной железными раскладушками, все уснули, мне неожиданно стало очень грустно и неудобно за свое такое странное и неоправданно жестокое поведение. Этот несчастный подосиновик был достоин исключительно жалости, и надо было, наверное, оставить его спокойно расти в лесу дальше, а не рвать и обрекать на смерть в супе. И так ему в жизни пришлось очень нелегко, и даже гриб вполне заслуживает немного покоя и участия.

От подобных размышлений у меня буквально наворачивались на глаза слезы, а сон вместе с забвением никак не шел. Вот так я и лежал, мучимый неприятными мыслями, бесконечно ворочаясь, но бодрствуя. Не знаю, возможно, я и забывался короткими периодами сна, но днем был уверен, что так и не сомкнул глаз, из-за чего чувствовал себя с утра изможденным и разбитым. Мама подумала, что я простудился в лесу, и даже отвела в медпункт, но врачи ничего опасного у меня не выявили, а послеобеденный сон был сладостным избавлением не только от хандры, но и успокоил мою совесть.