Николь Жамэ - Тайна острова Химер

— Сносить обиды — семейная традиция, тебе это хорошо известно, — поддержала его Алиса.

Луиза категоричным тоном положила конец словесному бунту:

— Мари — моя внучка. Мое решение предоставить ей место в семье, на которое она имеет право, бесповоротно!

Голос старой дамы, приглушенный эхом, раздался этажом ниже, в просторной сводчатой кухне, где священнодействовала экономка.

Шестидесятилетняя Дора, нервными движениями протирая графин, стояла возле каменного камина, труба которого сообщалась с трубой гостиной и служила хорошим резонатором.

Лицо ее напряглось. Вслушиваясь, она старалась не упустить ни слова.

— Мари — Салливан, как и вы!

Графин выскользнул из рук Доры и разбился на каменных плитах.

С лицом, побледневшим и искаженным от бессильной злобы, она медленно нагнулась и, не переставая вслушиваться, по одному стала подбирать осколки.

Доносившиеся до нее слова вонзались в сердце, как острые стекла, которые она методично собирала.

— Пусть все знают, что тому, кто не способен это принять, нет больше места в Киллморе!

После поставивших точку леденящих слов в гостиной воцарилось тяжелое молчание.

Жилль нервно колупала пурпурный лак на своих ногтях, кидая быстрые взгляды на мать, которая, казалось, превратилась в соляной столб. Она подыскивала способ незаметно смыться, когда створки застекленной двери, выходящей в парк, с шумом распахнулись. В гостиную ворвалась очень возбужденная сорокалетняя женщина.

Ее растрепанные волосы покрывал красный с зеленым шарфик. Она по одному смерила взглядом членов семейства Салливанов.

— Как вы осмелились? — с упреком проговорила она. — Завтра годовщина ее смерти, а вы в этот день устраиваете торжество?

Эдвард собрался ответить, но Фрэнк опередил его, раздраженно сказав:

— Это неприятное дело прекращено, мадемуазель Варнье. Оно нас больше не касается. Кстати, оно нас никогда и не касалось.

— Вы все виноваты! Все! И вы дорого заплатите за все, что сделали!

Со слезами на глазах она указала рукой на парк, где заканчивались приготовления.

— Я не хочу, чтобы эта церемония когда-нибудь состоялась! Я проклинаю эту свадьбу! Я ее проклинаю!

Застекленная створка со звоном захлопнулась за ней.

Снова наступило вязкое молчание.

На этот раз нарушила его Луиза.

— Ни слова Мари и Лукасу, — приказным тоном произнесла она. — Я не желаю, чтобы это омрачило праздник.

— Действительно, это было бы глупо, — не удержалась от иронии Алиса.

Не зная о проклятии, только что наложенном на их свадьбу, Лукас и Мари спешились перед конюшнями.

Из тени вышла молодая женщина, которая внимательно посмотрела на Мари. Ее длинные рыжие завитые волосы огненным ореолом окружали фарфоровое личико с темно-зелеными глазами. Но выдающийся подбородок, выпуклый лоб и чувственный рот не давали намека на какую-либо претенциозность.

Мари стало не по себе от ее пронизывающего взгляда, и чувство неловкости заставило ее заговорить первой:

— Вы, должно быть, Келли, управляющая конюшнями?

— Богачи вечно забавы ради выдумывают напыщенные титулы слугам!

Неожиданный цинизм этих слов растворился в широкой улыбке молодой женщины. Мари заметила, что была она адресована только Лукасу. И по тому, как тот пригладил волосы, она, вдруг ощутив укол ревности, поняла, что шарм Келли не оставил ее жениха равнодушным — он улыбнулся рыжей красотке.

— Давно вы здесь работаете?

Та рассмеялась:

— Просто любопытство или профессиональное? Я родилась в Киллморе, и, более того, я внебрачная дочь Доры.

Она резко повернулась к Мари.

— Между нами есть общее: мы обе — дочери служанок.

— Я никогда не считала мою приемную мать прислугой… — холодно возразила Мари.

Не ожидая продолжения фразы, Келли взяла поводья лошадей и, насвистывая, исчезла в темноте конюшни.

Изумление на лице Мари развеселило Лукаса.

— Довольно непосредственная эта Келли! Очень мила, нет?

Но Мари не слушала его. Взгляд ее был прикован за деревья парка, к крыльцу замка: она увидела выбежавшую на крыльцо крайне возбужденную молодую женщину. Лукас также заметил ее, увидел, как та, подбежав к своему внедорожнику, рывком тронулась с места, а ее развевающийся красный с зеленым шарфик прищемило дверцей. Не обращая внимания на рабочих и бордюры из зелени, она промчалась через парк, проскочила перед их носом и исчезла в направлении дороги.

— Ей словно перцу сыпанули под юбку! Кто это?