Жером Делафосс - Кровавый круг

Натан проснулся перед рассветом. Вымылся под струйкой воды, которая капала из трубы в ванной, надел полотняные брюки, футболку, походные ботинки, собрал рюкзак: фотоаппарат, фонарь «Меглайт», наличные деньги, блокнот для записи и нож. Запер дверь комнаты и вышел из диспансера.

Все было бледно-голубым, так что земля и небо казались раскрашенными одной и той же акварелью. Натан обошел деревню. Ни одного движения. Ни звука. Все спали. Он направился к высокому скалистому мысу, который нависал над долиной.

Накануне вечером, после встречи со священником, он добрался до своей маленькой комнатушки с пожелтевшими стенами, в которую поставили походную кровать и эмалированный таз. Дети, которые ожидали его перед долиной, чтобы он от них не ускользнул, проводили его к маленькой лавочке, расположенной на краю деревни, где он поужинал козьим мясом, приготовленном на вертеле, маниоковым тестом, жареными бананами, — все было обильно полито соусом из жгучей паприки. Улыбающиеся жители Кибумба приходили справиться о причине его визита или просто на него посмотреть. К девяти часам, шатаясь от усталости, Натан поблагодарил своих гостей и ушел. Ночь была беспокойной. Два раза он просыпался от ощущения чьего-то дыхания, бродящего вокруг него. Он зажигал свечу, но, убедившись, что комната пуста, возвращался к своим снам. Вероятно, это было следствием вчерашней проповеди… Призраки миссионера забрели к нему.

Отец Спрайет был кое в чем прав: шансы, что беженцы из Катале о чем-нибудь вспомнят, ничтожны. В его памяти возникли изуродованные трупы со Шпицбергена. Почти десять лет отделяли экспедицию «Полярного исследователя» от переселения хутус, и, хотя он пока двигался на ощупь в этом новом расследовании, он чувствовал, что, кроме него самого, невидимая, тончайшая нить соединяла эти две тайны.

Голос прошептал:

— Привет…

Натан повернулся. Молодой человек с продолговатыми миндалевидными глазами, скрестив руки, держался в тени тропического дерева.

— Что тебе нужно? — спросил Натан.

— Отец Дени вызвал меня радиограммой, он попросил тебя проводить…

Это был робкий мальчишка, лет восемнадцати, не больше, с длинным хрупким, искривленным телом, из-за чего походил на странную цаплю. Черты его лица были тонкими, а натянутая на изможденном лице кожа казалась такой же голубой, как заря. На нем была белая, безупречно выглаженная рубашка, черные брюки и сандалии.

— Как тебя зовут?

— Юма.

— Здравствуй, Юма. Я Натан.

— Ты хочешь пойти в Катале, поговорить с людьми?

— Да.

— Нужно заплатить за бензин.

— Я знаю, священник предупредил.

— Шоферу тоже нужно заплатить.

— Не беспокойся. Поехали.

Красно-белый джип медленно покатил по грязной дороге без покрытия. По словам доктора Виллемс, дорога от Кибумба до лагеря Катале занимала полчаса, но Натан понял, что это время, рассчитанное в сухой сезон, увеличивалось вдвое в сезон дождей. Машину вел молодой гид, абсолютно бесстрастный и молчаливый. После часа езды и двух военных заграждений, где Натан расстался с несколькими пачками конголезских франков, они достигли новой деревни, еще более крупной и просторной, чем Кибумба. Натан подумал, что эта дорога и ведет в лагерь, но перед рыночной площадью, полной народа, товаров и резких запахов, машина повернула на узкую улочку.

— Куда мы едем? — спросил Натан Юму.

— Мы едем за разрешениями.

— Какими разрешениями?

— Чтобы идти в лагерь.

Натан достал из сумки бумагу с печатями.

— Оно у меня есть. Не нужно. Разворачивайся.

Юма внимательно рассмотрел документ и возразил:

— Эти приходят из Гомы. А нужно разрешение начальника зоны.

— Подожди, полагаю, мы друг друга плохо поняли. Мне наплевать на эти разрешения и на твоего начальника зоны, из-за которых мы потеряем целый день. Езжай назад, пожалуйста!

— Это обязательно, и потом, это хорошо, если ты встретишься с главой зоны.

— Да? И почему?

— Потому что это бывший военный, он был капитаном в армии. Это он командовал патрулями наблюдения на границе в июле 1994 года. Капитан Эрмес, он знает много вещей…

Юма остановился рядом со сверкающим внедорожником, припаркованным перед единственным основательным сооружением в квартале. Куб из железобетона, над которым возвышалась гигантская спутниковая антенна. Перед входной дверью были сложены мешки с песком.

Эрмес Кахекуа, жирный и некрасивый человек, в обществе двух женщин удобно устроился на диване, обитом потертым красным бархатом. Они смотрели телевизор. На столике стояли большие пустые бутылки местного пива.