Джанрико Карофильо - Прошлое — чужая земля

Мы подошли к бару, Франческо представил мне старика и двух незнакомцев, которым предстояло играть с нами. Мы ждали еще одного: в тот вечер играли впятером. Тем временем Франческо объяснил мне правила дома.

Стол на вечер стоил полмиллиона. Так как нас было пятеро, с каждого причиталось по сто тысяч. В обмен нам предоставляли новую колоду карт, фишки, по чашке кофе и возможность играть до утра. За каждую новую чашку кофе, спиртные напитки и сигареты брали отдельную плату. После игры полагалось оставить заведению пять процентов выигрыша, но это касалось только победителя.

Через несколько минут пришел пятый игрок. Он очень извинялся за опоздание, тяжело дышал и отирал пот с лица несвежим белым платком. Все в нем казалось каким-то нелепым. Белая рубашка с дурацким воротником, какие носили лет тридцать назад. Слишком длинные седые волосы, пожелтевшие от никотина указательный и средний пальцы.

Его глаза с глубокими синими кругами под ними глядели кротко, но иногда в них вспыхивала тревога. Свежевыбритый, он благоухал одеколоном. Этот запах напомнил мне что-то из детства. Так пахло от моего дедушки, или дяди, или еще кого-то из взрослых. Это был запах из моего прошлого.

Он и сам казался человеком из прошлого, словно выскочил из черно-белого фильма эпохи неореализма или старого выпуска новостей.

Он был адвокат, по крайней мере, так его представили. Фамилии не помню, потому что все так к нему и обращались — адвокат или называли по имени — Джино. Адвокат Джино.

Мы сели за стол, нам принесли кофе, карты и фишки. Я полез за бумажником, чтобы заплатить взнос, но Франческо остановил меня взглядом и едва заметным поворотом головы. Здесь не платили заранее. Владельцы, кем бы они ни были, верили в платежеспособность своих клиентов.

Мы играли много часов, дольше, чем обычно. От того вечера мне запомнился туман сигаретного дыма, искусственный свет и тени. Из тумана выплывают только лицо и жесты адвоката Джино — и то отдельными, не связанными фрагментами. Лиц и имен других игроков я не помню. Возможно, встретив их на следующий день, я бы их не узнал.

Всю игру я наблюдал только за этим пожилым человеком с тяжелым дыханием, не выпускавшим изо рта сигареты (он курил самые крепкие). Вроде бы совершенно невозмутимый, он притягивал меня к себе с непостижимой гипнотической силой.

Снова обратив внимание на его гладкие щеки, я подумал, что он специально побрился, прежде чем идти на игру. В этот душный и грязный подвал. К дуракам и проходимцам, включая меня.

А ведь он одного возраста с моим отцом, вдруг осенило меня, и мне стало не по себе.

Когда он проигрывал, у него чуть заметно дергался левый уголок рта. Минуту спустя он уже улыбался, как будто говоря: «Не беспокойтесь за меня, совершенно не беспокойтесь. Подумаешь, какое дело!»

А проигрывал он крупно. Он принимал все вызовы, играл методично и в то же время одержимо. Как будто его вообще не волновали деньги, которые в виде горки фишек лежали на столе. Может, в каком-то смысле, так оно и было. И он сидел там не ради денег, а по какой-то другой причине.

И все же в том, как он делал очередную ставку, прослеживалось что-то болезненное: слишком аккуратно он вытягивал руку, оставляя в банке свои фишки, которые почти никогда не возвращались к нему в конце партии.

Он проиграл бы даже без нашего участия.

Мы закончили игру в четыре утра. Поднявшись, обнаружили, что остальные столы уже опустели; почти все лампы уже погасили, в воздухе витал серый дымок.

Естественно, я выиграл. В выигрыше — существенно меньше моего — остался и один из незнакомцев. Франческо объяснил мне потом, что с ним не стоило связываться. Он позволил ему выиграть, чтобы не выводить его из себя. Чтобы все, как всегда, прошло гладко, без осложнений.

Остальные, включая Франческо, проиграли. Больше всех адвокат Джино. Он зажег очередную сигарету, вытащив ее из скомканной и почти опустевшей пачки. Спросил, не возражаю ли я против чека, потому что, разумеется, такой крупной суммы наличными он с собой не носит. Если я не против, он хотел бы проставить на чеке другое число. Оснований для беспокойства нет — он вот-вот получит деньги от клиента. Это вопрос двух-трех дней. На всякий случай он попросил меня не обналичивать чек раньше, чем через неделю. Пожалуйста, ответил я, почему-то избегая встречаться взглядом с Франческо.

Мы заплатили старику, Франческо отсчитал выигрыш незнакомцу, с которым не рекомендовалось связываться, а у меня на руках оказался помеченный передним числом чек, заполненный элегантным, но нервным почерком — аристократическим, почему-то подумал я. Таким не соответствующим внешности того, кто его выписал. Как будто почерк — это последнее, что осталось от другого человека, каким когда-то был адвокат. В другом месте, в далеком прошлом.