Я уже давно был далеко от нее.
Она начала тихонько плакать. Я сказал какую-то банальность, чтобы сгладить неловкость и смягчить боль разрыва.
Сев наконец на велосипед и отъехав, я испытывал только одно чувство — большое облегчение.
Мне было двадцать два года, и еще несколько месяцев назад в моей жизни ничего не происходило.
У Эудженио Финарди есть такая песня, про парня по имени Самсон, который играет в футбол как бог. У него зеленые глаза и смуглая кожа. И лицо человека, который не ведает страха.
Вылитый Франческо Кардуччи.
Знаменитый футболист, первый нападающий университетского чемпионата, кумир девчонок. А заодно, поговаривали, и их скучающих мамаш. Он был на пару лет старше меня и числился на заочном отделении факультета философии. Но я понятия не имел, сколько экзаменов ему осталось досдать, выбрал ли он тему диплома и все такое прочее.
Я много чего не знал о нем.
До той ночи в рождественские каникулы 1988 года мы редко виделись. Несколько общих друзей, пара футбольных матчей, случайные встречи на улице.
До той ночи 1988-го мы были едва знакомы.
Дома у одной девушки по имени Алессандра, дочери нотариуса, устроили вечеринку. Родители уехали в горы, оставив пустым свой роскошный дом. Мы пили, трепались, кое-кто курил в уголке траву. Но в основном мы играли в карты. Рождественские каникулы для многих означали бесконечный карточный марафон.
В гостиной стоял стол для баккара, а в столовой играли в железку. В других комнатах пили и курили. Обычная вечеринка, ничего особенного.
А потом мир, по крайней мере мой, неожиданно пришел в бешеное движение. Как космический корабль из мультика или фантастического фильма: на старте он получает ускорение, сверкая, взмывает в небо, чтобы в конце концов скрыться среди звезд.
Я спустил немного денег в баккара, а потом пошел туда, где играли в железку. Среди игроков был Франческо. Мне хотелось присоединиться к ним, но у меня не было ни гроша. Играли ребята моложе меня, у каждого — по пачке денег и чековая книжка. Мои родители давали мне триста тысяч в месяц, кое-что я зарабатывал сам уроками латыни. Меня привлекала мысль сыграть по-крупному (и, разумеется, выиграть), но я не мог себе этого позволить. Или мне не хватало смелости. А может, и то и другое сразу. Так что чаще всего я довольствовался простым наблюдением за чужой игрой.
По дому шаталось человек шестьдесят, в дверь все время звонили, и приходили новые гости — по одному или группами. Некоторых из них хозяйка даже не знала. На таких вечеринках это в порядке вещей. Завалиться ночью в незнакомый дом, поесть, выпить и уйти, ни с кем не прощаясь, — это было нашим главным развлечением в рождественские каникулы. Так делали все, и обычно не возникало никаких проблем. Я и сам вел себя так же.
Поэтому в тот вечер никто не обратил внимания на трех типов, которые шныряли по дому, не сняв верхней одежды. Один из них зашел в столовую, где играли в железку. Маленький, коренастый, коротко стриженный, с тупым и злобным выражением лица.
Он окинул быстрым взглядом меня и всех, кто стоял вокруг стола. Никто из нас не заинтересовал его, тогда он подошел к столу и заглянул в лицо игрокам. Сразу же нашел, кого искал, быстро вышел и через минуту вернулся с двумя приятелями.
Один из них был его укрупненной копией. Высокий, коренастый и тоже коротко стриженный. Не из тех, кто внушает доверие. Третьим оказался высокий и стройный красавец блондин, в чертах или выражении лица которого проступало что-то нездоровое. Он и заговорил. Примерно так:
— Ты, говнюк!
Все обернулись. Франческо тоже. Он сидел спиной к двери и только сейчас увидел их. Все переглянулись, пытаясь сообразить, кому это он. Потом Франческо встал и спокойно сказал блондину:
— Не делайте глупостей. В доме полно народу.
— Выходи на улицу, ублюдок. А то разнесем здесь все.
— Хорошо. Сейчас возьму куртку и выйду.
Все, кто находился в комнате и выглядывал из коридора, замерли от удивления и страха. Я тоже замер. Сейчас они выведут его на улицу, подумал я, и там убьют. А может, прикончат прямо на лестнице. Я почувствовал жуткое унижение. Наверное, именно так чувствует себя девушка, которую собираются изнасиловать. На какую-то долю секунды я с абсурдной отчетливостью представил себе эту картину.
Франческо подошел к дивану, где были навалены наши вещи, и я услышал собственный голос, но не узнал его — как будто заговорил кто-то другой.
Читать дальше