Тэми Хоуг - Ночные грехи

Их взгляды встретились, и Меган почувствовала что-то, чего она не хотела или не должна была чувствовать. Она резко опустила глаза и принялась внимательно изучать рисунок на галстуке Митча. Надо же! Сотня крошечных Микки-Маусов!

— Отличный галстук, точно в тему.

Он внимательно посмотрел на галстук, как если бы совсем забыл, во что был одет. Весь цинизм в его улыбке растаял, грубоватые черты лица смягчились, когда он пробежал пальцами по полоске бургундского шелка.

— Дочь выбрала его. Ее вкусы немного своеобразные, но, простите, ей всего пять лет.

Меган должна была закусить губу, чтобы удержаться от вздоха. Он — шеф полиции, огромный, сильный, мужественный парень, настоящий мачо, главным модным аксессуаром которого был, вероятно, девятимиллиметровый «смит-и-вессон», и он позволил своей маленькой девочке выбирать ему галстуки?! Как мило!

— У большинства полицейских, которых я знаю, нет чувства моды и пятилетнего ребенка, — сказала она. — Мой последний напарник одевался, как плохая пародия на продавца подержанных машин. Или как профессиональный игрок в гольф из пятидесятых, знаете, вроде Арнольда Палмера, но у него было больше штанов из полиэстера.

Митч хихикнул.

— Вы не добавили знание полицейской моды в свое устное резюме.

— Я не хотела окончательно вас поразить.

Они оба заказали мясной рулет. Меган отклонила предложение выпить бокал вина, зная, что это только усилит головную боль. Митч попросил бутылку пива «Масхед» и посчитал обязательным для себя заметить, что официантка — белокурая девушка лет восемнадцати-девятнадцати — сняла брекеты. Девушка застенчиво улыбнулась ему и ушла, покраснев.

— Вы, похоже, знаете здесь всех, — удивилась Меган. — Вы как раз из тех историй, когда «местный мальчик преуспел»?

Митч разломил булочку, и соблазнительный запах свежеиспеченного хлеба вырвался наружу.

— Я? Нет, я не местный, меня «трансплантировали». Я отдал пятнадцать лет жизни полиции Майами.

— Не-ет! Не может быть! — Она вцепилась в край стола, как будто его слова, как сильный удар боксера, нокаутировали ее. — Вы переехали сюда из Майами? Вы отказались от Флориды, чтобы жить в этой забытой богом тундре?

Митч изогнул бровь.

— Должен ли я предположить, что вам не нравится наш сказочный штат?

— Я люблю лето, все три его недели, — голос Меган ломался от сарказма. — И осень приятна, только если она преждевременно не похоронит все под тремя метрами снега. Вот насколько глубока моя любовь, несмотря на то что я — местная. По-моему, жизнь чертовски коротка, чтобы ее половина прошла зимой.

— Тогда почему вы остались здесь? С вашими способностями и квалификацией вы могли бы, наверное, выбрать место работы в более теплом климате.

Митч поймал момент, когда она включила оборону. Ее защитная реакция была зеркальным отражением его собственной, выстроенной, чтобы давать отпор сразу, как только кто-нибудь захочет подойти к нему слишком близко.

— Семейные обстоятельства, — было все, что она сказала, немедленно переключив внимание на булочку. Она отломила от нее кусочек и принялась катать хлебный шарик между пальцами. Митч не задавался этим вопросом до того, но сейчас задумался. Какая семья? Какие обстоятельства могли бы заставить ее увертываться от его пристального взгляда? Еще одна свободная нитка, повод для беспокойства, кусочек пазла, для которого хотелось бы найти точное место.

Она вбросила мяч обратно на его площадку:

— Так чем вы занимались в Майами?

— Убийства. Обычная полицейская работа. Последние два года я работал по самым важным делам — убийства туристов, наркотики, проституция…

— Здесь не слишком спокойно для вас?

— Зато в прошлом я достаточно поволновался.

Еще один ответ о прошлом, подумала Меган, глядя на него сквозь ресницы, когда он взял длинную бутылку пива. Еще одна причина держаться от него подальше во всех отношениях, кроме профессиональных. Чужой эмоциональный багаж был ей не нужен. Достаточно собственного, чтобы заполнить не один чемодан фирмы «Самсонайт». Однако любопытство брало свое и вызывало зуд, просто как от чесотки, ей всегда было необходимо разгадать все загадки и раскрыть все тайны. Она приписывала такое состояние своим инстинктам полицейского и отрицала, что это имеет какое-либо отношение к теням под глазами или к некоторым неясным желаниям утешить человека в горе. Если бы у нее были мозги, то она не думала бы о Митче Холте как о мужчине.