Д. Бростер - Нечто по Хичкоку

— Я старался передать характер этой развращенной женщины, — сказал молодой человек, щеки которого порозовели от похвалы автора. — Но вы понимаете, такому еще неопытному в этих делах человеку, как я, очень трудно создать точный воображаемый образ. Было бы смешно, с моей стороны, пыжиться и притворяться сведущим перед таким знатоком всех тайн этой запретной области, каким являетесь вы, господин Маршан.

— Почему вы думаете, что я проник в эти тайны? — спросил поэт, слегка прищурясь, словно кот, жмурящийся, когда его гладит чья-то ласковая рука.

— Но достаточно прочесть ваши книги!

— Я думаю, что вам следовало бы провести несколько дней в моем обществе, — сказал Огюстен Маршан, прощаясь с молодым художником.

Он подумал, что очень полезно будет молодому человеку познакомиться с настоящей хорошей жизнью, попробовать дорогие вина.

— Сколько времени потребуется вам еще на остальные эскизы и на заставки к главам?

— Около трех недель.

— Прекрасно. Я рассчитываю вновь с вами встретиться. До встречи, мой дорогой друг. Я очень доволен тем, что вы мне показали.

Самое неприятное при поездках в Лондон — это возможность схватить там простуду. Когда Огюстен Маршан вернулся к себе, он был почти уверен, что эта неприятность как раз и произошла. Он распорядился, чтобы затопили камин в его спальне, несмотря на летнее время, и в одиночестве насладился изысканным ужином. Поскольку простуда была лишь в его воображении, то чувствовал он себя очень неплохо. Он сидел перед камином, закутавшись в шелковый халат, подставив огню подошвы и держа в руке бокал с золотистым токаем. Несомненно, «Теодора и Марозия» с иллюстрациями этого одаренного художника повторят шумный успех первого издания книги.

Внезапно он прервал эти приятные мысли и поставил бокал с вином. В большом зеркале слева от себя он увидел отражение кровати, находившейся у него за спиной. Только что он заметил, как пошевелился край одеяла. Что было причиной? Ни малейшего ветерка не было в этой теплой спальне. Ни одной кошки не могло быть в доме, это было строжайше запрещено. Никогда не проникали в дом мыши. Если, несмотря на запрет, в спальню пробралась кошка, нужно было выгнать ее немедленно. Огюстен повернулся вместе с креслом, чтобы увидеть свою постель не в зеркале.

Сомнений не было — шелковое одеяло снова слегка пошевелилось, словно что-то двигалось под ним. Огюстен потянулся к шнуру звонка, чтобы позвать камердинера, опрокинув при этом бутылку с токаем, которая покатилась по столу. Это отвлекло Огюстена от намерения позвонить, он вскочил на ноги и смотрел, как из-под одеяла выползает что-то темное, похожее на огромную волосатую гусеницу. Эта отвратительная тварь выползла очень медленно, по ее мягкому телу, пульсируя, прокатывались вздутия. Передний конец этой гусеницы, там, где полагалось быть голове, заканчивался заострением. Огюстен ясно увидел, что это было меховое боа. У него похолодели ладони, во рту пересохло, он хотел крикнуть и не мог.

Отвратительное существо продолжало медленно выползать. Его острая мордочка, лишенная глаз, качалась то в одну, то в другую сторону, точно выбирая, куда направиться.

«Это я схожу с ума, — с тоской подумал Огюстен. — Да нет, я вижу это действительно. Это какая-нибудь змея или что-то в этом роде».

Если оно есть реально, с ним надо бороться. Огюстен схватил кочергу и смотрел на это боа, которое медленно, но верно продолжало вылезать из-под одеяла. Когда около метра его тело было снаружи, Огюстен набросился на него и стал избивать кочергой.

Удары по этому мягкому бескостному телу были бесполезны. Кочерга приминала волосатую гусеницу в одном месте, а в другом месте ее тело раздувалось. Огюстен исступленно размахивал кочергой, он бил по постели, по паркету и рычал при этом как зверь, в какой-то мере он обрел дар речи. В конце концов он отбросил кочергу, схватил эту тварь руками, смяв ее в бесформенный комок, причем эта тварь не оказывала почти никакого сопротивления, и бросил ее в огонь. Тяжело дыша, он присел на корточки и удерживал проклятую тварь в огне, прижимая ее каминными щипцами и совком для углей. Пламя сильно вспыхнуло и в один миг покончило с этим гнусным существом. В спальне запахло паленым. Все было кончено.

Огюстен Маршан поднял со столика опрокинутую бутылку и прямо из горлышка влил в рот остатки токая. После этого он, шатаясь, подошел к постели и рухнул на нее, зарыв лицо в подушки, чтобы забыть обо всем, что только что произошло.