Урсула Познански - Игра 14.0

Он отошел на несколько метров назад и выпрямился.

Откуда-то сверху донесся шум.

— Ларс, ты будешь рядом со мной. Карина, следи за Бастианом.

Шаги становились всё громче. Раздавались два голоса: один — громкий и раздраженный, другой — тихий и невнятный. Услышав их, Бастиан оторопел; сердце его бешено забилось.

— Айрис, — шепнул он и устремил взгляд в темный угол, где затаилась девушка. Она спряталась там, в полном мраке, и не издала в ответ ни звука. Хорошо. Бастиан уперся ладонями в прутья решетки, нависавшие над ним, и пристально смотрел в сторону винтовой лестницы.

Вначале показались ноги в полинялых, порванных на коленях джинсах. Потом — зеленый застиранный свитер. Наконец, Бастиан увидел и бледное лицо, обрамленное огненно-рыжими волосами. Оставалось лишь надеяться, что Айрис сумеет совладать с нервами.

— Эй, вы, — вяло сказал Симон. — Нас здесь только и не хватало, да? Я привел его, как мы договаривались. Теперь она наверняка выберется.

Его взгляд странно контрастировал с тягучей манерой говорить; он торопливо, даже судорожно косился то в одну сторону, то в другую, то на одного человека, то на другого.

— Тебе придется подождать, — категорично заявил Пауль. — Располагайся там, сзади, и веди себя тихо, ладно?

Симон недовольно скривил мягкий, безвольный рот, но сделал то, что от него требовалось. Поразительно, подумал Бастиан, однако всё его внимание тотчас переключилось, словно притянутое стальными тросами, к тому, другому, кто спускался по лестнице вслед за Симоном.

Длинные ноги в дорогих черных брюках; из них выбилась тщательно подобранная по фигуре рубашка. Он осмотрелся и наморщил нос, словно оказавшись в номере отеля, пребывать в котором никак не подобало такому господину, как он.

— Так. Ну и где он? — Максимилиан Штеффенберг скрестил руки на груди. — Я не желаю больше участвовать в вашем обезьяньем цирке. Где Бастиан?

Прутья решетки, за которые Бастиан держался, вдруг обожгли ему пальцы. Он понимал, что надо ответить, отозваться, но не мог этого сделать.

— Бастиан здесь. — Пауль махнул рукой в сторону ямы, где томился узник. — Он цел и невредим.

Отец подошел ближе; легким движением руки Карина показала ему, что сейчас посветит в яму.

— Бастиан! Боже, мальчик мой! — В голосе его звучала скорее укоризна, чем тревога. — У тебя всё хорошо?

Я сижу в таком дерьме, как еще никогда в жизни.

— Ну, в общем-то, да.

— Хорошо. — Его отец заметил, что уголок рубашки слегка выбился из брюк, и быстрым движением поправил его, вернув на прежнее место.

— Интересно ты выглядишь, — констатировал он. — Значит, это и есть та самая причина, которая помешала тебе отправиться вместе со мной в Берлин? Напялил это жалкое барахло, а потом дал себя похитить? — Он скривился. — О да, ты поистине сделал правильный выбор, впрочем, как это часто с тобой бывает.

Отвали, папочка. Слова переполняли Бастиана, но произносить их он не собирался. Лучше подохнуть здесь, чем получить от тебя хоть какую-то помощь.

— Объясни же, как ты оказался в такой ситуации. — Отец скрестил руки на груди. — Ну?

— А тебя это правда интересует? — сейчас Бастиан ненавидел себя за нервную хрипотцу в голосе. Он откашлялся. — Что такого они, собственно, тебе рассказали, что им удалось тебя выманить? Неужто и вправду сообщили, что они меня похитили?

— Ну, что-то в таком духе. Да. У них был твой паспорт, мобильный телефон и некоторые предметы твоей одежды. Я им поверил.

Как удобно, что я оставил все вещи в рюкзаке. Хорошенький такой магазин самообслуживания для шантажистов получился. Бастиан окинул Пауля полным ненависти взглядом.

— Значит, отеческая забота? Тогда, надеюсь, ты в полицию не обращался?

— Нет. Я предпочитаю решать свои проблемы сам.

Ну естественно. Тут кроется нечто большее, чем просто желание вызволить сына целым и невредимым. Отец вообще-то никогда не любил делать грязную работу своими руками.

— Я уведомил твоего отца о том, что присутствие полиции для него самого было бы, возможно, более неприятно, нежели для всех нас, — добавил Пауль.

Уведомил. Наверное, это сделал Симон — сейчас он сидел возле винтовой лестницы, укрывшись в полутьме: неприметная тень в глубине подвала, молчаливая, неподвижная.

— Полиция, в конце концов, всегда предполагает и прессу, — продолжил Пауль, — а я убежден, что профессор Штеффенберг не хотел бы ничего прочитать в газетах о нашей встрече.