Сара Дюнан - На грани

На полпути вьющаяся змеей дорога и бессонная ночь сделали свое дело, и ее укачало; чтобы заглушить тошноту, она вспоминала полузабытые легенды этого края. Двадцать лет назад во время своего итальянского путешествия она два месяца прожила в семье одного флорентийского доктора в качестве прислуги-иностранки, работающей за стол, жилье и языковую практику. У детей доктора была книга, которая ей сейчас вспоминалась, книга была старинная, еще бабушкина — истории о ведьмах и чертях, водившихся в лесах Казентино, истории невероятные, где властвовали рок и темная ярость. Среди них была одна, где говорилось о девушке, отказавшейся ходить в церковь и за то потерявшей душу — душа ее провалилась в расщелину скалы, и чтобы обрести ее вновь, девушке пришлось совершить путешествие к самому центру земли. Шестилетняя Валерия вновь и вновь просила ее прочесть эту историю, захваченная ее содержанием, этим хитросплетением непокорности и расплаты.

Она забыла эту историю на долгие годы, но обрывистость дороги, то, как резко, словно удар ножа, врезалась она в скалы, заставило вспомнить историю теперь. Но чем она окончилась, благополучно ли, в памяти не сохранилось.

Прежде чем вернуться к фотографиям, мне надо рассказать об Анне и Крисе. Дело в том, что он постоянно вспоминался мне, не давая покоя, что, возможно, и неудивительно, если учесть, что другая «самовольная отлучка» Анны происходила после того, как завершился их роман, но образ Криса остался в душе у Анны, как крючок во рту сорвавшейся с лески рыбы. Мне он не кажется достойным подобных мук. Но, по моим представлениям, никто из них этих мук недостоин.

Познакомились они за год до моего переезда в Амстердам, когда она работала над разоблачительной статьей о злоупотреблениях в одном из детских приютов. Он был модным репортером скандальной документальной программы на телевидении, вознамерившимся поболтать на эту тему, но так как всю черновую работу сделала она, было решено объединить усилия и, соответственно, разделить лавры. Каким же добросердечным либералом представлялся Кристофер, как он болел душой за всех обиженных, как пекся о положении дел в мире, как уверял, что без ума от Анны, вот только на телефонные звонки ее он мог отвечать, лишь когда жена его выходила из комнаты. Анна считала, что влюблена. Я же считала, что это только увлечение. Это явилось причиной, кажется, единственной нашей крупной ссоры.

Роман длился полтора года. Все это время она была сама не своя, такой я ее еще не видела — ее бросало то в жар, то в холод, сегодня она счастлива, завтра — несчастна, сегодня веселая, завтра — в полном отчаянии. Казалось даже, что она купается в страданиях, которые он доставляет ей. Ее отец за год до этого умер, и меня даже посещала мысль, что Анна каким-то образом искала мужчину, который мог бы заменить ей отца, но, боясь оказаться предательницей, выбрала такого, которому тоже суждено было вскоре сгинуть. Она понимала, что сходит с ума. Порывала она с ним столько раз, что я сбилась со счета. Но стоило ему щелкнуть пальцами — и она опять оказывалась рядом, ожидала в пабах окончания вечерней телехроники, бронировала номера в сомнительных отелях, расположенных бог знает где, уединяясь с ним по будням. Но если все взвесить, могло быть и хуже. Он мог бросить ради нее жену и детей, и она мучилась бы своей виной или спилась бы. Думаю, обе мы понимали, что это было бы поистине невыносимо и гораздо хуже того, что последовало.

В конце концов сделать решительный шаг предоставили ему, он его и сделал — шаг верный, но обставленный самым идиотским образом. В один прекрасный день она позвонила ему в офис, и его помощник (работники массмедиа секретарей не имеют, а вместо них имеют помощников) сказала ей, что на разговоры с ней у него нет времени. Не было ни прощания, ни «спасибо за память», ни «как жаль, что не сложилось» — лишь гудки в телефонной трубке.

Возможно, ночью перед тем он услышал глас Божий. Или жена его услыхала что-то, но уже от людей. Как бы там ни было, но он превратился тогда лишь в лицо, глядящее с телеэкрана, она же, колючая, жесткая Анна, некогда умевшая глотать мужчин, не закусывая, совершенно потеряла над собой контроль.

Никак не предвидя этого, я поначалу даже ничего не заметила. Я тогда лишь недавно переехала и еще не распаковалась, не обжилась, так что, может быть, и не сумела проявить должной проницательности. К тому же я сама никогда не испытывала ничего подобного. Наблюдая то, что происходило с Анной, не могу сказать, чтобы я сожалела об этом. В мое отсутствие она, по-видимому, не спала, не ела и занималась лишь тем, что глядела по телевизору вечерние новости. Примерно в это же время я каждый вечер звонила ей из своего дома на канале, звонила лишь затем, чтобы отвлечь ее от мерцающего экрана: «Ну, как дела? Что поделываешь?» — «Да ничего», — обычно отвечала она.