Монс Каллентофт - Осенний призрак

Не сдерживай себя.

Взорвись.

Она не помнит себя от боли и счастья. Лица маленьких змеенышей исчезают в темноте.

Малин и Даниэль лежат на серой простыне друг возле друга, в темноте она видит контур его тела на фоне спущенных жалюзи. Он говорит. Голос у него спокойный и ясный, твердый и теплый. Она пытается собраться с мыслями спросонья, отвечая на его вопросы.

— Итак, вы разъехались?

Малин слышит, как она почти беззвучно, шепотом отвечает Даниэлю:

— У нас ничего не получилось. В конце концов, я его ударила.

— Ничего и не могло получиться. На что ты надеялась?

— Не знаю.

— А что с вашим расследованием? Нашли что-нибудь? На вашем месте я бы занялся Гольдманом.

— Не надо об этом, Даниэль.

Малин слышит его хриплый смех. Ей хочется подвинуться к нему ближе, положить на него руку. Но его как будто нет рядом. Или это сама близость стала вдруг для нее невозможной?

— Может, продолжим? — Даниэль кладет руку ей на бедро, но Малин этого будто не замечает. Ей кажется, что журналист говорит не то, что хочет на самом деле, что ждал ее ради чего-то другого. «Разве не ради того, чем мы только что занимались?» — мысленно спрашивает себя Форс.

Она поднимается с постели, одевается, а Даниэль не спускает с нее глаз.

— Ты уходишь?

Идиотский вопрос.

— Что же мне здесь делать?

— Но ты можешь остаться. Я приготовил бы бутерброды, если ты голодна. Ты выглядишь усталой, сейчас тебе нужен кто-то, кто заботился бы о тебе.

— Твоя болтовня, Даниэль, — последнее, в чем я сейчас нуждаюсь.

— Иди, что ж. «Гамлет» наверняка все еще открыт.

— Закрой рот, Даниэль, ради бога, закрой рот.

Сакариас Мартинссон задирает юбку Карин Юханнисон, снимает с нее белые нейлоновые чулки и на руках доносит ее до скамейки из нержавеющей стали в подвальном помещении Государственной криминалистической лаборатории. Карин ложится на спину и раздвигает ноги. И Харри берет ее, дыша ее сладковатым запахом, погружаясь в ее влагу. Она стонет. «Который это раз, десятый или двадцатый?» — спрашивает себя полицейский.

Гунилла дома. Она ждала Харри к ужину, когда он позвонил и предупредил, что задерживается на работе и дома будет не раньше одиннадцати.

Мартинссон старается не думать о том, как сейчас дома, на кухне, Гунилла ужинает в одиночестве, но эта картина не выходит у него из головы.

Как-то раз прошлой осенью Сакариас пришел к Карин по одному делу и задержался. Она повела его в подвал, в лабораторию, чтобы кое-что показать, и тут все случилось. Потом они оба тосковали, и сегодня Карин снова позвала его. Сначала он взял ее на руки и положил на пол. Она была теплая, размякшая и податливая. «У меня вспотел затылок, — шептала она ему. — Поцелуй меня в затылок».

Форс смотрит в избитое, все в синяках лицо Марии Мюрвалль.

Фотография жертвы изнасилования лежит перед ней на паркетном полу гостиной. Малин поворачивает ее, разглядывая то с одной стороны, то с другой, как одержимая.

Так что же случилось, Мария?

Немота надежно хранит эту тайну, хотя все твое тело — словно беззвучный крик в белой комнате психиатрической больницы города Вадстены. Завтра мне предстоит посетить другую больницу и другого человека, который тоже ничего мне не скажет.

Часы на башне церкви Святого Лаврентия бьют десять, и инспектор криминальной полиции спрашивает себя, спит ли сейчас Мария или нет, и если спит, то что ей снится.

Туве сейчас, конечно, в автобусе с каким-нибудь новым приятелем.

Она не приедет сюда. «Я вела себя ужасно, — думает Малин. — Я умоляла ее, а она в глубине души такая же, как и все: стоит ей заметить мою слабость — и она не упустит шанса показать свою власть надо мной.

И так я думаю о собственной дочери?»

Малин замирает, задумавшись. Ей становится стыдно, и она отгоняет эту мысль прочь.

С кем она собиралась в кино? С парнем? Как я могу ей позволить такое после того, что случилось? Со временем многое забылось, мой ужас прошел. Остался только какой-то смутный страх, будто электрический разряд в теле. Страх, которым можно оправдать все.

«Я больше ничего не понимаю. Я перестала понимать саму себя».

И Янне. Он исчезает из памяти, словно давнишний сон. Малин не собирается говорить с ним и не думает просить прощения. «Что я за человек? — спрашивает она себя. — Как я могу презирать тех, кого люблю?»

Малин идет на кухню и достает текилу из шкафчика над холодильником. Осталось полбутылки.

Она пьет прямо из горлышка.

Что делает с тобой эта осень, Малин Форс? Что делает она со всеми вами?