Кристофер Дикки: Кровь невинных

Мама писала мне пару раз, но я просто не мог ответить ей. Потом она перестала писать, и я не особенно переживал из-за этого. Моя семья ассоциировалась у меня только с неприятностями, а я жил теперь в новом мире, и меня занимали другие заботы.

Школа рейнджеров стала для меня первым серьезным испытанием, которое мне предстояло пройти в армии, и я воспринимал это как должное. Во время учебы дух закаляется, и ты чувствуешь, как выбранная цель приближается к тебе, словно твой личный судный день. Ты убеждаешь себя, что обычных тренировок недостаточно, нужно отжиматься больше, бегать дольше, уничтожать свое тело, чтобы в нужный момент оно вернулось к тебе полным сил. Ты не знаешь, когда наступит этот момент, ожидание может растянуться на дни или недели, поэтому нельзя останавливаться. Никогда.

Даже на юге Джорджии рассветы бывают прохладными. Огни на улицах форта Беннинг мерцают серовато-желтым светом, дорога, по которой я бежал, оставалась неосвещенной. Я двигался на ощупь, следуя за тенями, мой разум как будто проваливался в бездну, где раздается только стук ботинок, ударяющихся о землю, этот глухой звук, который словно затягивает тебя в небытие. Мне нравилось, когда с меня начинал течь пот, и я думал: «Жарко». И если в этот момент я замедлял бег, то ощущал прохладу и думал: «Мне холодно», а если продолжал бежать в том же темпе, в голове возникала мысль: «Все. Мне больно». Но нужно было бежать. И все, что я слышал, — это стук моих ботинок. Некоторые люди признавались мне, что часто думают во время бега. Но я никак не мог запомнить, о чем именно я думал. Все было как в тумане. Я запоминал лишь фрагменты. Поэтому во время бега я старался не думать. А тогда я много бегал, чтобы стать рейнджером.

Душ стал для меня лучшей наградой.

— Как же я устал! — крикнул Клифтон сквозь шум воды. — Устал до чертиков.

Он тоже бегал. Днем нам предстоял еще один кросс. Так что первый бег — только разминка для тех, кто хотел стать настоящим рейнджером.

Вода. Мне нравилось ощущать ее прохладу на лице. Нравилось вдыхать ее.

— Ты просто не знаешь, что такое настоящая усталость, — сказал я.

— Нас будут считать лентяями, — ответил Клифтон — хреновыми лодырями.

— Если нам повезет. — Вода брызнула мне в глаза.

— Клянусь! — крикнул я.

— Клянусь, что добровольно вступаю в ряды рейнджеров и полностью осознаю риск выбранной мной профессии. И я всегда буду поддерживать престиж и честь, — Клифтон прокричал слова присяги на одном дыхании, затем на секунду запнулся, — и честь мундира рейнджера. — Он сделал короткий вдох и крикнул мне: — Признаю!

— Признаю, что рейнджеры — элитный корпус солдат, которые участвуют в самых жестоких битвах на земле, на море и в воздухе, и я понимаю, что страна возлагает на меня особые надежды как на рейнджера, и я должен быть быстрее, сильнее и выносливее, чем любой другой солдат. Никогда!

— Никогда не подведу моих товарищей... — продолжил он.

— Доблестно, — повторил я строчку об уважении к старшим офицерам и соблюдении чистоты. Затем выкрикнул: — Яростно!

Теперь мы говорили хором.

— Яростно встречу врагов моей страны. Я разобью их на поле боя, потому что лучше подготовлен, и буду сражаться с ними изо всех сил. Рейнджер не сдается. Я никогда не отдам раненого товарища в руки врага и ни при каких обстоятельствах не причиню урона моей стране. С готовностью!

— С готовностью я проявлю все свое мужество, чтобы справиться с поставленной перед рейнджерами целью и выполнить задание, даже если я буду последним из уцелевших.

— Рейнджеры идут впереди!

Текст присяги легко запоминался. Иногда я путался в параграфе, касавшемся административно-хозяйственной работы, личной гигиены или заботе об обмундировании. Но, конечно, первое, что врезается в память, это фразы: «Рейнджер не сдается» и «Даже если я буду последним из уцелевших».

Леса Аппалачиан, где проходили наши тренировки на горной местности, темные и глухие. Огромные деревья отбрасывали такую непроницаемую тень, что лишь немногие растения могли произрастать под ними — папоротники, маленькие хрупкие деревца, сумах да густые заросли горного лавра. Стволы деревьев — крепкие, изогнутые, а листья блестят, как отполированная кожа. И каждый день в одно и то же время здесь шел дождь.

Когда идешь уже двенадцатую милю по горной дороге и половину этого пути держишься прямо, а половину — в полусогнутом состоянии, дождь кажется настоящим издевательством. С каждым шагом земля уходит из-под ног, ты цепляешься за корни, ветви, за что угодно, лишь бы двигаться дальше. Потом, в тот момент, когда тебе это меньше всего нужно, они начинают цепляться за тебя. Мы называли их «липучими растениями». Через пару дней пути все наши тела покрыли царапины и синяки от бесчисленных падений на узкой, скользкой дороге.