Карин Альвтеген - Тень

Ян-Эрик не ответил. Реальность, к которой он привык, внезапно перевернулась, и он не мог охватить взглядом ее новые очертания.

— Это тот, кто совершил нечто настолько выдающееся, что память о нем будет жить вечно. Таким был для меня Аксель Рагнерфельдт. Но теперь он войдет в историю как подлец и мерзавец. Я позабочусь об этом, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни.

Ян-Эрик вдруг услышал собственный голос. Услышал слова, которые он столько раз повторял в свете софитов. Мой отец считал, что наши поступки — это наши дети. Они продолжают жить независимо от нас и нашей воли. Йозеф Шульц и мой отец полагали, что наградой за добрый поступок служит сама возможность его совершить.

Финал всех его выступлений.

Никогда больше он не будет стоять на сцене и слушать аплодисменты. Его славное имя больше ни у кого не вызовет почтения. Отныне он будет стесняться его как физического уродства. Он никогда не получит премию Северного совета. Луиза никогда не пожалеет, что бросила его. У него отнимут всё.

Кристофер вырвал письмо из рук Яна-Эрика. В последний раз он посмотрел в разрытую яму и направился к воротам.

— Подожди!

Кристофер не остановился.

— Подожди! Давай поговорим!

Он, Ян-Эрик, не виноват, но наказание придется нести именно ему.

— Ты можешь получить деньги. Триста пятьдесят тысяч крон. Датских.

Кристофер резко остановился и оглянулся. Ян-Эрик не видел выражения его лица, но тут Кристофер заговорил, и слабая надежда погасла.

— Будь ты проклят!

Он пошел дальше к выходу, держа в руке это страшное письмо. Еще немного, и семена слов Герды разлетятся по всему миру.

Ян-Эрик не успел понять, что происходит. Он ни о чем не думал, когда наклонялся и хватал лопату. Когда бежал, чтобы догнать. Когда стоял в нескольких метрах от ворот, глядя на неподвижное тело на гравийной дорожке. Он вообще ни о чем не думал. И не чувствовал ничего, кроме удивления. Свет уличного фонаря падал на его руки, и он не понимал, его это руки или нет. Руки действовали сами по себе. Сработал древний, как само человечество, инстинкт. Убить, если отнимают твое.

Оказывается, он нес в себе эту особенность.

Он слишком многим пожертвовал за такую малость — жить в тени великого человека. И защищая эту малость, он пошел на убийство.

Яма уже вырыта. Землю разверзли умершие.

Через тридцать один год жребий пал на следующее поколение, превратив могилу в семейный склеп.

Благословенна земля и благословенно небо, песнь странствующей души прекрасна. Мы проходим земное царство и с песнью возносимся в рай.

Марианна Фолькесон сидела одна в церкви и держала в руках псалтырь. Она столько раз пела этот псалом, что давно знала его наизусть. Торжественные звуки органа усиливало эхо, не встречавшее преград в пустой церкви. На церемонии присутствовали только она, священник, кантор и представитель похоронного бюро. Больше не пришел никто. Ни Кристофер Сандерблум, ни Торгни Веннберг. Семья Рагнерфельдт тоже никого не прислала.

Герда Персон уходит в вечность такой же одинокой, какой, по-видимому, была в жизни.

Приходят новые времена и исчезают старые, род сменяет другой род. Но не смолкнет звук небесный — ликующая песнь странствующей души.

Она посмотрела на белый гроб, украшенный, как предложил Ян-Эрик, розами. Цветов не слишком много, но флорист, как обычно, поработал прекрасно. Темно-красный в сочетании с зеленым выглядел торжественно и отчасти примирял Марианну с результатами ее работы.

Перед самым началом церемонии Марианна еще раз позвонила Кристоферу Сандерблуму. Но ей никто не ответил. Может быть, он передумал и не пришел из-за письма, которое оставила ему Герда? С того момента, как Марианна переслала ему письмо, ее не оставляло любопытство. Хотелось узнать, не получил ли Кристофер какое-нибудь объяснение по поводу завещания. Разочарованная тем, что никто не пришел, она заняла место на первой скамье и знаком дала понять молодому священнику, что ждать больше некого.

Радуйся, человек, Спаситель пришел. Господь принес на землю мир.

Звуки органа усиливало эхо. Священник встал рядом с гробом.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Она слышала, как на хорах перемещается кантор. Пустота обостряла все звуки, и грусть Марианны тоже обострилась. Священник развернул бумагу, которую Марианна для него подготовила. Краткая информация о Герде. То немногое, что удалось выяснить и из чего пастору придется исходить в своей речи. Марианна сделала все, что от нее требовалось. Может быть, даже немного больше, но все равно ей это казалось недостаточным.