Наиль Измайлов - Никто не умрет

— Ну блин, я ж тебе лоток сделал.

Кот бросил на меня быстрый взгляд, сильно моргнул и вернулся к прогреванию горла.

А дверь-то в ванную я закрытой оставил, понял я. А балкон? Балкон ведь закрыл.

— Слышь, ниндзя, ты как на балкон попал? — спросил я, осматривая дверцу.

Следов когтей или ломика на пластике не было. Я вышел, захлопнул дверь и подергал ее. Дверь не распахивалась и не качалась. Запор держал прочно. Кот презрительно смотрел на меня сквозь стекло. Возможно, обдумывал следующий ход: ботинки переставил, теперь можно занавески перевесить или стиральную машину с холодильником местами поменять.

— Выходи давай, — сказал я, снова открывая дверь. — Нет? Ну как хочешь.

Я шагнул было прочь, но вернулся и попросил:

— Ты больше не исчезай, ладно?

Кот отвернулся. Наглый такой. Ну и флаг тебе в усы. Лежи себе дальше. А я иду искать.

Есть в этом серьезная придурь — искать что-нибудь там, где только что шарился, высматривая другую вещь. Причем я прекрасно понимал, что заметил бы телефон, хотя искал кота — да хоть слона, все равно заметил бы. Но придурь тем и серьезна, что приходится ползти теми же петлями, поднимать те же покрывала и забуриваться в те же полки — и все для того, чтобы убедиться: ничего не изменилось. За истекший период телефоны не выросли.

Я обшарил все поверхности и щели, ящики и сложенные пододеяльники, тумбочки и сумки, карманы в прихожей и в спальне. Под ванной, кстати, тоже посмотрел — и чуть не полез в лоток, который с утра засыпал чистым песком без всяких телефонных примесей. Хотел и к коту в ведро сунуться, но понял, что смысла нет: допустим, телефоны там — что я с них, звонить стану? Щаз. Тем более они в песке все равно сломались бы. Ну, будем так считать для очистки совести. А проверит пусть кто-нибудь другой. Я отвернусь, чтобы не смущать.

И от тебя отвернусь, герцог эфиопский, ответил я короткому надменному взгляду кота, отошел от балконной двери, безнадежно осмотрел ворох вещей и взвыл от злости на себя, дебила. Убил кучу времени на поиски, вместо того чтобы просто позвонить. Если телефоны дома и включены, звонок пройдет и покажет даже закопанный под паркет аппарат.

Я подбежал к городскому телефону, постоял, вспоминая, и набрал мамин номер. Женский голос сказал, что абонент отключен или находится вне сети.

Потоптался, вспоминая, и набрал папин номер. С тем же результатом.

Телефон däw äti я наизусть не помнил. Никак не помнил, честно говоря, вроде МТС… Или «Мегафон». Или… М-да.

Мудрые мысли надо выбивать полезными занятиями. Я пошел в спальню и сел возле горки одежды, пересыпая ее в другую горку. Показалось, что я забыл посмотреть боковые карманы в куртках.

И впрямь показалось.

На второй час поисков я плюнул и пошел жрать. Гордо так. Сам приготовил. И не бутерброд, а настоящее блюдо.

Начет настоящего я малость подзагнул. Настоящим был бы суп. Но с супом я, потоптавшись вокруг кастрюли, решил не заморачиваться. Во-первых, бульон все равно неправильный, беглый и мутный. Вовторых, я слабо представлял себе, как чистить всю эту картошку-моркошку и тем более луковицу, — блин, не хватало еще добровольно вареный лук себе готовить. В-третьих, очень уж жрать хотелось. Я не стал процеживать бульон: налил в миску, нарвал мяса, сунул в микроволновку, походил по кухне, переживая, что еще и хлеба купить забыл, дождался дзеньканья и прямо стоя принялся хлебать.

Бульон, между прочим, и в неотфильтрованном виде оказался нормальным, правда омерзительно безвкусным. Посолить-то я забыл. Пришлось в миску пол-солонки ухнуть, а остальную половину насыпать на мясо — овца-трехлетка, на всякий случай. Откуда я это знаю и какой такой, главное, может быть случай? Как людоедик-счетовод, блин.

Первая миска пролетела, будто ее одним движением в живот выплеснули. Я поморгал и набуровил вторую миску. Выхлебал ее и приподнялся было за третьей, но внутри веско, как в поставленной на ребро бочке, сыграла масса воды, которая откачнула и усадила меня обратно. Я рыгнул, рассмеялся и решил, что пока хватит. Лучше чаю попью.

Вот странно — бульон ведь жидкий, и чай жидкий. И друг друга вполне заменять должны. Так чего ж я так чаю хочу? И чего-нибудь к чаю.

Чай был, а к чаю ничего не было. То есть абсолютно. Даже варенья, не говоря уж о печенье или сухофруктах, которые у нас не переводились. Мама ругалась вечно, что у нас национальность по столу угадывать можно и вся жизнь проходит под лозунгом «Вещером щай с пещеньком пить щёткасно ваще». А я вот хащу пещеньку — а нету. Кончилась куда-то.