Наиль Измайлов - Никто не умрет

Сейчас домой приеду, там тепло, чисто — и настоящий постапокалипсис в компе, подумал я и испугался в очередной раз. Сообразил наконец, что не надо меня выслеживать и догонять на «скорой». Я зарегистрирован как больной терапевтического отделения ДРКБ, и у тети Тани в журнале записаны все мои данные, включая номер полиса, домашний адрес и телефон. Чем гоняться, проще позвонить да приехать.

Да пусть хоть иззвонятся, подумал я злобно. Трубку не сниму, дверь не открою. Ломать права не имеют. Свободны, танцуйте сами.

— Выходишь сейчас? — спросил сосед.

Я вздрогнул, помотал головой и подвинулся, чтоб он прошел. А он застрял, растопырившись мне почти в лицо. Я неудобно вывернул голову. Ага, сумку изпод сиденья выдернуть не может — под ноги поставил, а теперь она поперек встала и застряла. Я потянулся и выправил сумку. Синий матерчатый ремень ушуршал мимо, дядька поблагодарил, качнулся, потому что маршрутка доехала до остановки, и вылез в проход. А я так и замер в неудобной позе, пытаясь понять, показалось мне или за остановочным павильоном действительно мелькнула синяя фигурка.

— Парень, ты пройти-то дашь? — спросили сзади.

Я убрал было ноги, но тут же выкинул их в проход, вскочил и торопливо пошел к выходу. За спиной заворчали, но это пофиг. В груди и животе пела сладкая пустота.

Кажется, не показалось. Кажется, нашел.

Я выскочил из маршрутки, чуть не опрокинув кого-то, чуть не махнув подошвами выше ушей и чуть не схлопотав по тыкве сумкой общественницы, возмущенной моим поведением. Устоял, буркнул: «Простите» и, не оглядываясь, побежал к десятиэтажкам, между которыми скрылась синяя фигурка.

Пробежал и встал на въезде во внутренний двор, замкнутый в коробке из четырех домов. Просторный такой двор, благоустроенный — с качельками, горками и скамейками — и совершенно пустой.

Ну здрасьте, растерянно подумал я, уставившись в лужу. Она здоровенной была, не обойдешь. Перекрывала асфальтовую дорожку от бордюра до бордюра, а бордюрам с обеих сторон мудро не хватало пары блоков. Это чтобы прохожие особо канатоходцев из себя не изображали, а шли через утоптанную почти до сухого состояния грязь, летом служившую газоном, — ну или через лужу, если сапоги надежные.

У меня сапог не было, а грязь особо не влекла. Мне грязи хватило в последние дни, навсегда хватило. Да и смысла никакого форсировать водную преграду не было. Синяя фигурка мне все-таки почудилась. А если не почудилась, если впрямь быстро-быстро проскочила по луже и влетела в один из подъездов, то я ее все равно не найду. Подъездов штук пятнадцать, и этажей десять, а сколько квартир, сами считайте, это несложно. Не звонить же в каждую. И потом, мало ли в Казани синих фигурок.

Можно, конечно, здесь стоять и ждать, пока она выйдет. Но девушки, как и женщины, отличаются от нормальных людей тем, что любят переодеваться. А как я ее переодетую узнаю, если не разглядел толком? По холоду выше живота? Так холод от чего угодно быть может. От голода, например. Я ж так и не позавтракал, вот горнисты в пузе и играют — безо всяких романтических силуэтов на горизонте.

Я неожиданно для себя присел и набычился. Ноги подкашиваются уже, что ли, удивился я, даже возмутился предательством организма. Организм мое возмущение отодвинул, словно локтем, и я понял, что опять выполнил действие первое какой-то цепочки, длинной и строго определенной, как в танце или показательной серии ударов и уклонов. Ну и пожалуйста. Давай сам, раз такой умный.

Я уставился в лужу, точно пытался разглядеть дно сквозь смоляную воду. Не пытался на самом деле — просто глаза как будто плавать учились, нет, мягко скользить по бликам, распахиваться во всю ширь, хватать все, что есть, выделять нужное и подсказывать, что с этим нужным делать — бить, догонять, огибать или прятаться. Прятаться я ни от кого не собирался, бить, впрочем, тоже. Но меня никто и не спрашивал. Меня поставили на ноги, показали мир по-новому — не двор за лужей, а огороженную поляну, и поперек этой поляны паутинная ниточка провешена. Типа пунктирного вектора на картинке в учебнике физики. Свежий отпечаток на грязном дне лужи, невидимый, но заметный по тому, как над ним вода играет. Влажный мазок за лужей. Пятно на плитах дорожки, ведущей через игровую площадку. Оседающая на последнюю плиту водяная пыльца, сбитая с каблука. Дверь подъезда.

Дверь подъезда качнулась последний раз и застыла. А я пошел.

Не шла она по тропинке, она с другой стороны проскочила, по бордюру, но у самого края сунулась в воду, как специально метку оставила. Может, и не специально: я-то совершенно не собирался в лужу лезть, сгоряча сунулся след в след, поскользнулся и изгадил одну кроссовку чуть ли не до ремня. Иной бы зарыдал и принялся чиститься, а я обошел лужу с другой стороны и направился, торжествуя, к третьему подъезду центрового дома.