Виктор Пронин - Победителей не судят

— Круто! — восхитился Анфилогов. — Простите. Через пять минут буду на повороте. Белые жигули. Вы меня встретите.

— Зачем?

— Вообще-то да... Мы с вами увидимся позже. Наташа Егорова, — произнес Анфилогов, чтобы лучше запомнить девушку, которая звонила ему этим утром.

— Буду ждать с нетерпением, — произнесла Наташа и нажала серую кнопку телефона. Сунув коробочку под диван, она обессиленно упала на свой лежак, закинув руки за голову. — Прости, Илья, но что смогла, я сделала. Пусть теперь включаются другие силы. Я играю, в судьбу ныряю. Жизнь — блиц. Я — вист! Хотя сейчас, конечно, я в полных пасах.

После ночного дождя джип оставлял широкие и четкие отпечатки колес. Было раннее утро, и еще ни одна машина не прошла в сторону леса.

Кроме джипа.

Дорога шла в лес, потом свернула вправо, к озеру, она становилась все уже, но вдавленные следы тяжелого джипа просматривались хорошо.

Анфилогов не представлял себе, как поступит через минуту, как поведет себя, наткнувшись на банду Евладова, что скажет, да и дойдет ли дело до слов.

Сжав губы, он всматривался в дорогу, опасаясь, что джип где-нибудь свернет в сторону, а он проскочит мимо. Его «жигуленок» был куда менее проходимым и пробирался вперед уже не так уверенно и напористо.

Неожиданно пространство перед дорогой распахнулось, и следователь оказался на небольшой поляне. В стороне стоял джип, на берегу озера он увидел несколько человек.

Заглушив мотор, Анфилогов вышел из машины, осмотрелся. И сразу увидел Касьянина. Тот сидел у дерева, руки его были заведены за спину и связаны, рот залеплен широкой липкой лентой. Но что более всего ужаснуло следователя — Касьянин был каким-то мокрым, словно его только что, прямо в одежде, окунули в озеро. И только увидев в стороне канистру из-под бензина, Анфилогов понял, в чем дело, — Касьянина облили бензином, и кто знает, что он застал бы здесь, опоздай минут на пять.

— Что, начальничек, не спится? — к Анфилогову вразвалку приближался Евладов. Его широкое мясистое лицо излучало добродушие, маленькие глазки светились участием.

— Кошмары одолели, — ответил Анфилогов.

— Кошмары — это плохо... — Евладов был в обычном своем наряде — свободный спортивный костюм с разноцветными лентами, босоножки с широкими кожаными ремнями. Он оглянулся по сторонам, и его ребята сразу поняли, что надо делать, — все стали медленно стекаться с разных сторон к Анфилогову, отгораживая его от Касьянина. — Не надо бы тебе сюда приезжать, начальник. — Евладов остановился в двух шагах и, сунув руки в карманы штанов, склонил голову набок. — Здесь ты от своих кошмаров не избавишься. Здесь твои кошмары станут совершенно невыносимыми. — Евладов улыбнулся, глазки его стали совсем маленькими, тяжелые щеки дрогнули.

Скосив глаза в сторону, Анфилогов увидел, что евладовские ребята, стоявшие в отдалении, уже приблизились к нему, двое зашли за спину, один отгородил Касьянина, теперь следователь уже не видел его.

— Что задумали? — спросил Анфилогов, заставив себя улыбнуться. Его белые зубы сверкнули на этот раз с какой-то беспомощностью.

— Ну и вопросики у тебя, начальник, — Евладов сделал шаг вперед и почти вплотную приблизился к следователю. — Это не твое дело. Иди отсюда. Пока цел. — Все это Евладов проговорил негромко, даже с грустью. — Иди, начальник. И займись чем-нибудь. Здесь тебе нечего делать, все, что здесь происходит, не твоего ума.

Евладов посмотрел на свою широкую мясистую ладонь, розоватую в свете восходящего солнца и, увидев что-то грязное, протянул руку и тщательно вытер ее о пиджак Анфилогова. Потом развернул того к машине и с силой ударил ладонью по тощеватым ягодицам следователя — так поступают с нашкодившими детишками.

— Вали отсюда, начальник. Пока жив. Сейчас я о тебя вытер руки, но вытру и ноги. Помни об этом, начальник! Вытру ноги!

Стоя спиной к Евладову, Анфилогов не двигался. Тогда тот дал знак своим ребятам, те затолкали Анфилогова в «Жигули» и захлопнули за ним дверцу.

Следователю ничего не оставалось, как развернуться на полянке, проехав мимо Касьянина, мимо его орущих глаз, и снова выехать на дорожку, по которой он только что приехал. Губы его были сжаты, лицо покрывала неживая бледность, руки, лежавшие на руле, дрожали мелко и часто.

— Значит, определились, — бормотал Анфилогов. — Это что же получается...

Назвали вещи своими именами, дали под зад и позволили заниматься своими делами... Значит, определились, все выяснили и уяснили.