Виктор Пронин - Победителей не судят

— Ладно, — пробормотал он с досадой. — Показалось, наверное. Давно в девичьи глаза не смотрел, вот и кажется тебе черт знает что...

Дверь открыл Степан.

Открыл, буркнул что-то приветственное и тут же убежал в комнату, к телевизору.

Касьянин прошел в прихожую, не развязывая шнурков, сковырнул с ног туфли и, убедившись, что Марины на кухне нет, что она тоже смотрит какой-то очередной сериал про красавцев, красавиц и неутоленные их желания, прошмыгнул в ванную и запер за собой дверь.

Внимательно взглянул себе в глаза. Он редко смотрел на себя в зеркало, только по необходимости, когда брился. Собственное изображение давно перестало ему нравиться и сейчас тоже ничем особенным не отличалось от обычной мятой касьянинской физиономии. Легкая небритость, некоторая потрепанность, волосы запущенны, усталость... Да, усталость чувствовалась.

— Что она увидела? — пробормотал он. — Мужик как мужик, ничего особенного...

Касьянин расстегнул пуговицу пиджака, вынул револьвер, откинул барабан.

Все гильзы в нем оставались на месте, но использованы были только четыре.

Значит, ничего страшного не произошло, дробовые патроны он так и не пустил в ход.

Снова мелькнули перед ним изумленные глаза девушки в лифте, он еще раз окинул взглядом пустые гильзы, вспомнил во всех подробностях происшествие на пустыре...

И, положив револьвер на раковину, снял пиджак.

И поперхнулся от ужаса.

Повернув его, он увидел то, что уже ожидал, ожидал увидеть — на спине, как раз между лопаток, темнело большое кровавое пятно.

Это была не его кровь.

Изогнувшись, он посмотрел в зеркало на свою спину — рубашка оставалась чистой.

Да, на пиджаке была не его кровь.

И не собачья — собака не нападала на него сзади.

Утром Касьянин надел другой костюм, поновее, построже, — серый костюм, который он доставал из шкафа, отправляясь за интервью в Министерство внутренних дел, в прокуратуру, в городской суд, поскольку твердо знал — это как раз те места, где встречают по одежке. Чиновники, привыкшие решать судьбы людей, сами того не замечая, от посетителей ожидали почтения к себе и к своим усилиям по спасению человечества. А серый костюм, естественно, потребовал белой рубашки, не удержался Касьянин и от галстука. Легкий, приспущенный, как бы небрежно повязанный, но все-таки галстук.

— Куда это ты вырядился? — спросила Марина, окинув мужа взглядом беглым и насмешливым.

— Надо, — коротко ответил Касьянин.

— Свадьба? Похороны? Пьянка?

— Всего понемногу.

— Значит, пьянка!

— В прокуратуру иду.

— А что там случилось, в прокуратуре-то?

— Тебе не понять, — ответил Касьянин, прекрасно помня о том, что Марина знает, зачем он время от времени ездит в прокуратуру — за материалом для газеты. Не всегда можно все узнать по телефону, правовые чиновники часто отвечают кратко — приезжайте, поговорим.

— Ну-ну, — ответила Марина, удовлетворившись таким ответом.

Касьянин и сам не заметил, как сотни, а то и тысячи статеек, которые он написал в газету, исподволь воспитали его, образовали и подготовили к событиям криминальным, таящим в себе неожиданные опасности. Проворочавшись всю ночь, он встал утром свежим и бодрым и уже знал, твердо знал, что ему нужно делать с утра, как вести себя днем, и ко всем последующим дням у него уже была готовность, была позиция. Суть ее сводилась к тому, что он должен делать все, что делал в обычные дни. Ничего не произошло, ребята, ровным счетом ничего! И отвалите, ребята, отвалите!

Как обычно, он вывел Яшку на балкон, застегнул у него на спине несколько пряжек и медленно спустил вниз, вслушиваясь в удаляющиеся поскуливания — к ежедневному спуску с двенадцатого этажа Яшка так и не привык. Поднимался он легко, даже радостно, а вот спускаться всегда боялся.

Позавтракав, правда, молча, Касьянин стал собираться. Марина его молчание поняла по-своему — к начальству мужик собрался, надо сосредоточиться. Касьянин терпеть не мог что-то носить в руках — пакеты, портфели, свертки, но сегодня решил идти со своей сумкой. Пройдя в ванную, он бегло осмотрел себя в зеркале, подмигнул, подбодрил, как смог, и, заперев дверь на жиденький крючок, вынул из-под грязного белья целлофановый пакет с окровавленным пиджаком. Сунув его в сумку, тщательно задернул молнию, помня, постоянно помня о том, что отныне он все должен делать с чрезвычайной тщательностью.

— Что у тебя в сумке? — тут же спросила Марина, едва взглянув на него.