Джейн повернула голову, что в этой игре означало либо «не валяй дурака», либо «помассируй мне плечи, милый». Я выбрал второй вариант, нажал большими пальцами на ее лопатки, где у нее все время побаливают мышцы от какого-то движения в теннисе. Она благодарно вздохнула. Может быть, нам вообще не придется говорить. Когда я стянул с нее сорочку, я увидел четкий бицепс, или это был трицепс? Я сжимал и гладил ее мышцы, проводил по нежному изгибу локтя, по плоской поверхности предплечья, до самых кончиков пальцев. Я наклонился поцеловать ее мочку уха, ключицу, грудь, пупок и низ живота.
Когда Джейн наконец повернулась, она провела кончиками пальцев по моей груди. Потом взяла мое лицо в руки и поцеловала. Я лежал на спине, она наклонилась, чтобы приласкать меня языком, потом крепко сжала в кулаке. К тому времени, когда она забросила свои длинные ноги на кровать, я уже был готов.
— Ааррт.
Джейн села на кровати.
— Что это за звук? Как будто где-то внизу.
— Наверно, дом скрипит.
Действительно, было похоже на скрип дверной петли или как будто кто-то наступил на скрипучую доску. Я протянул руку и снова уложил ее в полугоризонтальное положение, и тут…
— Ааррррррт.
На этот раз мы оба сели. Я вылез из постели, надел трусы и осторожно спустился по лестнице. В семье есть свои неписаные законы. Один из них заключается в том, что муж должен выносить мусор. Другой в том, что он должен устанавливать причину всех странных звуков в доме. Когда я спустился на половину лестницы, снова раздался этот звук, и я замер. Теперь он был похож на нечто среднее между мяуканьем и скрипом, доносившимся из подвала.
— Кто здесь? — крикнул я в пустоту.
Тишина.
Я потихоньку спустился по лестнице и включил свет внизу.
Никого.
Я огляделся, проверил двери, даже один раз попробовал изобразить странный звук, как будто это могло помочь.
— Майкл, это ты?
— Нет, это зверь сексуальной фрустрации.
— Очень смешно. Ты проверил подвал? Или это в гараже…
Я вернулся в спальню. Ситуация действовала мне на нервы, а Джейн — великолепное отсутствие логики — надоело ждать. Она надела светло-голубую ночную сорочку и читала журнал. Мы особенно много не разговаривали. Все было предельно ясно.
Через полчаса Джейн уютно устроилась под одеялом и уснула на своей половине подальше от меня. Я мог бы пристроиться сзади и обнять ее, но рука у обнимающего всегда затекает раньше, чем он уснет. Кроме того, так, пожалуй, спят после секса. Вместо этого я смотрел, как у нее размеренно поднимается и опускается грудь. Приближалась полночь, луна, словно вуайерист, заглядывала в окно.
Мне не спалось. В конце концов я встал. То, что мы почти занимались любовью, почти ничего не решило, и мы опять будем препираться и завтра, и день за днем, обо всем и ни о чем. Куда делась моя решимость все изменить? Я глядел на луну, которая сказала мне, что я должен сам решать собственные проблемы. Я не хочу, чтобы это происходило ночь за ночью, я не могу, я не буду терпеть, я хочу уйти первым и я не хочу уходить, так? Я покачал головой.
Я забрался в постель, и, когда Джейн, ворочаясь во сне, придвинулась ко мне, я пристроился рядом. Я прижимался грудью к ее спине, даже когда у меня онемела рука. Все решено: я останусь, но изменюсь, для начала попробую меньше ворчать. Это будет — тут я выдавил из себя улыбку — мило.
С шоссе 22 Вестфилдский торговый центр манил к себе, похожий на гигантский корабль, роскошный трехпалубный лайнер, пришвартованный в белом бетоне. Человек в серых брюках свернул на перекрестке у Корт-Плаза и поехал на своей «сентра» на самую большую парковку возле северной стороны, сохраняя безупречно ровную скорость пятнадцать километров в час. Несколько минут он кружил, прежде чем смог устроиться на свободном месте в середине дальнего ряда, между «фордом-эксплорер» и микроавтобусом «таурус». Перед тем как войти в торговый центр, он нацепил на нос желтые солнечные очки. В них он чувствовал себя значительным, как будто шел на задание, к тому же они не давали посторонним людям заглядывать ему в глаза. Он бросил принимать таблетки больше месяца назад и сейчас чувствовал себя довольно подозрительным.
Сто шагов до бокового входа, обозначенного тройными дверями из серой стали и стекла. Он выбрал и открыл правую дверь, из которой со свистом вырвался воздух. Внутри он не почувствовал застарелого запаха попкорна и жвачки, какой стоит в дешевых универмагах, вместо этого витал какой-то цветочно-травянистый аромат, может быть с примесью меда. В этот субботний день толпа состоятельных посетителей кружила в броуновском вихре, переходя вдоль трехпалубной эспланады из «Нордстрома» в «Зейни-Брейни», из «Диск-о-рамы» в «Кофейню», детский «Гэп», «Годиву», «Секрет Виктории», «Лехтер» с товарами для дома и назад. Среди покупателей были взрослые, они везли детей в колясках, несли на плечах, тут же семенили малыши, а дети постарше визжали и убегали от родителей, носились вверх по эскалатору, вниз по лестнице, упрашивали купить им мороженое, жевали шоколадки. Многие мужчины были одеты, как мальчишки, в яркие цвета, женщины щеголяли в обтягивающих брючках. Человек в серых брюках даже улыбался, глядя на мальчиковатых мужчин, на лице у него застыло странное выражение, как у ящерицы с растянутыми лицевыми мускулами. А потом он глубоко вздохнул, как животное, выползшее из-под камня, чтобы наконец-то вновь ощутить на себе солнечные лучи.
Читать дальше