Дэвид Галеф - Молчание сонного пригорода

Я предвкушал, что дома жена и сын встретят меня с сочувствием и восхищением, и рад сказать, что так оно и вышло. Алекс дважды просил меня рассказать ему про короткую погоню. Джейн сказала, что Чед, скорее всего, не сможет подать на меня в суд за растянутую щиколотку, но: «Я бы тебя защитила, дорогой». Меня наградили двумя мокрыми поцелуями. Я великодушно сел доигрывать с ними в «Монополию». Джейн уже скопила целое состояние, хотя позже всех вошла в игру. Алекс радостно передал мне кубики, и я тут же оказался в принадлежащем ему «Электрическом департаменте». Пришлось раскошелиться, и мы продолжили играть, будто я никуда и не уходил. Оказывается, можно все-таки вернуться домой.

Семья, которая вместе играет, вместе и живет. Мы стали больше проводить времени друг с другом, ездили втроем на велосипедах, играли в игры, а не друг у друга на нервах. Если нужно определить переломный момент, то он наступил, когда Джейн стала приходить с работы в разумное время. Она говорила, что стала приходить раньше, потому что наконец-то открылся их сингапурский филиал. Вскоре Гарри Лейкер уволился из «Халдома». Вот и думай. И все-таки это было здорово, когда Джейн иногда возвращалась домой уже к шести вечера. Иногда за ужином мы играли в «Монополию», вот почему на некоторых клетках красуются пятна от томатного соуса.

А потом я вдруг понял, что уже целую неделю мы прожили без дрязг. В тот же вечер я сказал об этом Джейн, когда Алекс пошел спать, но она засомневалась:

— Подожди, а как же за завтраком во вторник?

— Это была не настоящая ссора. — Мы оба читали в кровати, и я повернулся и посмотрел на нее. — У нас просто кончился хлеб.

— Но ведь когда я попросила тебя купить хлеба, ты…

Тогда я ее поцеловал. Это было и проще, чем уговаривать, и приятнее. Она тоже меня поцеловала. Когда я стал ласкать ее языком, ее губы растаяли. Ее волосы едва заметно пахли апельсином — новый шампунь? Когда мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, она прижалась губами к моей шее. Было похоже, как будто меня одновременно щекочут и едят. Я заерзал, она обхватила меня своими округлыми голыми руками и сжала так крепко, что у меня поплыло в голове. Мы лежали бок о бок, но каким-то образом она вдруг оказалась надо мной. Я тихо упал на ее половину кровати, потянув ее за собой, но она приземлилась сверху.

Итак, жизнь приобрела хотя бы видимость нормальности, но есть ли в мире вообще что-нибудь нормальное? Все и всегда пытаются как-то справляться — это любимый глагол Джерри, в своей книге он использовал его, наверное, раз пятьсот. Книгу опубликовали осенью, и она, кажется, заняла свою нишу на рынке: семейные пары с достатком выше среднего уровня, живущие в пригороде. Я не придираюсь, вероятно, она помогает людям решать проблемы, пускай даже и очень упрощенно, тем более что я указан среди тех, кому Джерри приносит благодарность.

Алекс пошел в третий класс, но без своего лучшего друга. Джеймс Оттоуэй умер летом, и его родители переехали, что заставляет увидеть все в новом свете. Ненадолго Алекс закрылся в серой раковине оцепенения, как будто это у него была лейкемия, а не у Джеймса. Но прошло время. В итоге он подружился с девочкой Джудит, которая носит очки в черепаховой оправе и умеет играть Баха на пианино.

Черт, я должен благодарить судьбу. Джеймс умер, Алекс живет. Он по-прежнему до безумия мало рассказывает. Мы больше никогда не говорим об «инциденте». А если бы говорили, то не вышло бы ничего путного, кроме давно знакомой всем родителям и детям схемы вопрос-ответ: «Где ты был?» — «Да нигде». — «Что ты делал?» — «Да ничего».

Как психиатр, я знаю, что из ничего может получиться что-то. Как отец, я не знаю ничего, или, по крайней мере, иногда у меня появляется такое чувство. Психотерапевт, к которому мы отвели Алекса, друг Джерри, ничего не добился, и Алекс возненавидел еженедельные визиты к нему, так что в конце концов мы бросили это дело. Новая учительница Алекса, седая ветеранша миссис Шульц, назвала его прирожденным писателем и подбила завести дневник. Если он будет вести дневник, может, заглянуть в него и прочитать, какие не высказанные вслух вещи он написал обо мне? А что, если он напишет о том случае?

События в жизни пациентов отвлекают меня от моей проблемы. Р. беременна, должна родить в апреле. С. обдумывает роман на стороне, можно ждать развития в любой момент. Итак, в конце концов что-то изменилось — вы думаете, это возможно? Может быть, возможно в некоторых пределах. Характер — это судьба, сказал Фрейд, или он сказал, что биология — это судьба? Что бы он ни сказал, как же насчет свободного выбора?