Мне следовало отбросить эти сомнения. Это меня не касалось. Элиот бы в свое время сумел меня разубедить.
– Марк, – позвала Бекки.
– Ну, хватит на сегодня. – Я поднялся. – Не очень-то весело проводим мы время, не так ли?
Кевин улыбнулся в ответ.
Я положил руку ему на плечо.
– Ты же знаешь, мы хотим узнать правду, Кевин? Мы поверим тебе!
Он кивнул, затем спросил:
– Я могу пойти поиграть?
– Конечно.
– С куклами?
Мы с Бекки переглянулись. Ребенок нас озадачил. Она подернула плечами. Мы же не были психиатрами, в конце концов. Можно ли дать Кевину кукол, с их пустыми глазами, слегка отвислыми челюстями и натурально изображенными половыми органами? Возможно, ему нужно время, чтобы привыкнуть к ним. А если они напугают его, когда он проснется среди ночи? Его мать, убирая игрушки, может решить, что запустила в дом извращенцев.
– Почему бы тебе не поиграть с ними, пока мы будем говорить с твоей мамой, если хочешь? – остановил его я.
Когда мы выходили из комнаты, я наклонился к Бекки.
– Нам следует взять их с собой?
– Я обойдусь, – прошептала она, – у меня такие есть.
Она добилась желаемого результата, я разве что только рот не открыл. Бекки и сама испытывала неловкость, Но потому, что так неудачно пошутила, она решила, что я сочту ее недостаточно серьезной для этого дела.
Когда мы вышли на улицу, куклы лежали в моем дипломате. Мы были в северной части города, довольно далеко от здания суда. Время, казалось, остановилось, хотя день шел на убыль.
– Нам придется… – начала было Бекки.
– Вернуться? – Я оглянулся. – Пойдем выпьем. Только, ради Бога, не выдай ничего такого, чтобы вахтер кинулся проверять мой дипломат.
В новом Дворце правосудия все залы суда похожи друг на друга. Маленькие, функциональные, окрашенные в обычный бежевый цвет. Некоторые судьи тщетно пытались оживить свои кабинеты плакатами и картинками. Стены, казалось, поглощали любые прикрасы. Но существовали другие отличия. Завсегдатаи Дворца правосудия определяют зал судьи Хернандеса по его помощникам. Судя по всему, у бравого судьи один принцип лежит в отборе сотрудников – красноречие. Они лениво передвигаются по залу суда, перебрасываясь словами или откровенно бездельничая. Пренебрежительный, томный взгляд встречает каждого, кто посмеет обратиться к ним с вопросом. На их лицах явственно читается отказ: "Не приставайте ко мне со всякой чепухой" или "С какой стати я должен помогать вам?". Они не меняются даже в присутствии судьи, более того, действуют в открытую.
Я годами пытался найти что-нибудь доброе в Боните, координаторе судьи Хернандеса, но у меня ничего не вышло. Вместо этого я выработал собственное отношение к ней, такое же безучастно-холодное, ограниченное рамками служебной необходимости, как и у нее ко мне. Иногда это срабатывает.
Власть и доставшийся мне высокий пост не произвели на нее никакого впечатления.
– Мистер Блэквелл, – вымолвила она, обнаружив меня у своего стола. Она всегда меня так называла. Другое обращение намекало бы на взаимную приязнь.
– Мисс Варгас, – поприветствовал ее я. – Спасибо за то, что уделили внимание моей проблеме.
– Мы не заинтересованы в том, чтобы преступник избежал правосудия, ответила она. Это исключало любое подозрение на личное одолжение.
Четыре газетчика в зале суда и трое репортеров с телевидения в холле объявились в четверг днем лишь для того, чтобы увидеть, как мы будем оговаривать дату открытия судебного заседания. Я уже переговорил с ними. Основным моим тезисом был тот, что дело надо рассмотреть безотлагательно, чтобы обезопасить жизнь детей в Сан-Антонио.
– Вы имеете в виду избирателей Сан-Антонио? – хитро вставила журналистка Дженни Лорд.
– Дети не голосуют, – раздраженно парировал я. В недавнем прошлом я бы оценил подобную шутку.
Остин не был заключен под стражу, он мог свободно передвигаться в людном коридоре, общаясь с прессой наравне с остальными. Остин, конечно, не упустил такой возможности. Он часто появлялся на экране телевизоров. Он выглядел вежливым и невозмутимым, слегка самоуверенным и ироничным. Ему бы стоило организовать собственное шоу.
Остин заставил нас ждать, пока давал импровизированную пресс-конференцию в холле. Мы с Бекки сидели молча, обсуждать было нечего. Наша цель на этом заседании была очевидна.
Появившийся в зале суда Остин расточал улыбки. Я сидел спиной к дверям, но почувствовал его приход. Он подходил ко всем в зале. Остин и меня одарил улыбкой. Я не поднялся и не подал ему руки. Его это, похоже, не задело. Он назвал меня по имени и сказал: "Как дела?", как будто действительно заботился о моем благополучии. Даже я бы не сказал, что он издевается.
Читать дальше