– Два года.
– Более двух лет, да, с мая девяностого года по август нынешнего года?
Томми пожал плечами.
– Что тебя заставило открыться? – Не успел Томми ответить, как Элиот добавил: – Они спрашивали тебя, случилось ли с тобой что-то в этом роде?
– Нет, – сказал Томми.
– Ты как-то не так себя вел? Твои мама и папа беспокоились за тебя?
– Протестую, – сказал я, наконец найдя причину. – Он не может свидетельствовать о том, что было у кого-то на уме.
Элиот также вскочил.
– Он наверняка знал, беспокоились ли его родители о нем, ваша честь.
– Поставьте вопрос соответствующим образом, – бесстрастно отозвался судья.
– Томми. – Элиот начал наступление. В его голосе появилась строгость. Он нахмурился и подался в сторону Томми, пытаясь сосредоточиться на вопросе. – Когда ты рассказал родителям, что случилось, они забеспокоились? Они казались взволнованными тем, как ты себя вел?
Томми опустил глаза, припоминая, когда родители в последний раз проявляли о нем заботу.
– Нет, – ответил он.
– Что произошло, какое событие заставило тебя рассказать им? Они говорили с тобой?
– Нет. Мы смотрели телевизор.
– Телевизор. А что вы смотрели?
"Делай ход. Скажи, Томми". Элиот читал письменное заявление Томми, он знал, что мальчик узнал Остина во время показа вечерних новостей. Я надеялся, что Элиот спросит его об этом, потому что ему это было на руку. Элиот должен был уцепиться за это. И если бы он сделал это, Томми мог рассказать о том, чего не было в его письменном свидетельстве.
– Новости, – сказал Томми. – Я увидел его, увидел Остина по телевизору. Там говорили, что были похищены другие дети. Я понял, что он и с другими обошелся так же, – заключил Томми.
"Молодец парень". Я не мог представить доказательства других преступлений Остина, но если Элиот случайно сам выдал эту информацию, что ж, это уже нельзя было исправить, правда?
Когда я повернулся к нему, Элиот смотрел на Томми, не показывая, что допустил промах.
– Но Остина не обвиняли во всех этих преступлениях, правда, Томми? Он представлял интересы обвиняемого. Так ведь сказали по телевизору?
– Наверное. Я не знал, что именно он сделал это с другими детьми, сказал Томми не сбиваясь с курса.
Я заволновался, потому что Томми внутренне изменился. Он перестал казаться маленьким испуганным мальчиком, он вновь походил на мужчину в миниатюре. Он даже бросил на Остина взгляд, когда упомянули о других детях, который говорил об очень взрослом чувстве ревности и обиды за измену. Возможно, эмоции детей и взрослых не слишком разнятся. Кто может определить силу переживаний ребенка. Важно, что Томми больше не выглядел малолетним. Элиот молчал какое-то время, дав присяжным заметить выражение лица Томми, прежде чем задать следующий вопрос.
– То, что ты сказал родителям – поправь меня, если я произнесу неправильно, – звучало так: "Меня тоже. Он изнасиловал и меня". Ты так сказал, Томми?
– Да. – Томми не видел в этом ничего особенного.
– И что сделали твои родители? – спросил Элиот. – Они вызвали полицию, отвели тебя к врачу?
– Нет. Не…
– Нет? – Элиот уставился на него. – Они на следующий день отвезли тебя к окружному прокурору?
– Нет, – пытался объяснить Томми. – Не сразу.
– И что же они сделали?
– Поговорили со мной, – сказал Томми.
– Как же тебе удалось увидеться с врачом, полицией и прокурором?
– Я рассказал об этом школьному учителю.
– Учителю. В августе, – сказал Элиот.
– И медсестре, – добавил Томми, кивая.
– Медсестре. Ты с ней часто разговаривал?
– Думаю, мы виделись в третьем классе, – сказал Томми, – когда у меня болел живот и меня отправили домой.
Элиот кивнул в знак одобрения. Я точно видел, куда он хотел его завлечь. Думаю, все остальные тоже догадались.
– У меня нет больше вопросов, – сказал Элиот.
Это меня поразило. Я ожидал, что Элиот поставит под сомнение опознание Остина, что бы заставило меня расширить круг вопросов и показать присяжным, как долго Томми и Остин были знакомы друг с другом, установить, что Томми твердо уверен в личности обвиняемого. Элиот не дал мне такой возможности. Я даже не был уверен в том, что мне удастся раскрыть дальнейшие сексуальные контакты Остина и Томми. Их расценят как не относящиеся к делу, не пересекающиеся с тем эпизодом, который разбирался на этом процессе.
Я чувствовал интерес Элиота, когда свидетель опять перешел в мои руки.
– Томми, – неторопливо произнес я, – почему ты рассказал родителям о том, что этот мужчина изнасиловал тебя?
Читать дальше