Джеффри Дивер - Могила девы

— А ее? — Он показал на светловолосую молодую учительницу.

— Мелани.

Ме-ла-ни. Только она действительно выводила его из себя. Застав ее у окна после пальбы, Хэнди схватил девушку за руку, и она так перепугалась, что чуть с ума не сошла. Он не запрещал ей разгуливать где угодно, понимая, что от нее нет никакой опасности. Сначала его развлекало, когда он наблюдал за этой трусихой, похожей на мышь, но потом стало злить. Хотелось топнуть, чтобы она в страхе отпрянула в сторону. Хэнди всегда бесили по-овечьи пугливые женщины.

Эта сучонка была полной противоположностью Прис. Вот бы свести их вместе. Прис достала бы выкидной нож, который, согревая собой, часто хранила в бюстгальтере на левой груди. Лезвие выскочит, Прис начнет гоняться за этой белобрысой промокашкой, и та от страха обмочится. Она выглядела гораздо моложе своей ученицы Сьюзан.

Вот Сьюзан заинтересовала его. Тусклые глаза старушки Донны ему ничего не говорили, по глазам панически напуганной младшей учительницы Хэнди тоже ничего не мог прочитать. А выражение глаз мисс акселератки было очень красноречивым и говорило о том, что девушка ничего не собиралась скрывать. Хэнди решил, что она умнее двух своих учительниц, вместе взятых.

И задиристее.

«Похожа на Прис», — с одобрением подумал он и медленно произнес:

— Сьюзан, ты мне нравишься. Ты не тряпка. Ты не слышишь, что я тут горожу, но ты мне нравишься. — Он обратился к старшей учительнице: — Переведи.

Женщина сделала несколько знаков руками, и девушка бросила на Хэнди уничтожающий взгляд.

— Что она сказала?

— Она просит, чтобы вы отпустили малышей.

Хэнди схватил учительницу за волосы и сильно дернул. Девочки завизжали громче, Мелани тряхнула головой, у нее из глаз катились слезы.

— Твою мать! Что она сказала?

— Сказала: пошел к черту!

Хэнди дернул сильнее, и на пол полетели крашеные пряди. Миссис Харстрон застонала от боли.

— Она сказала… она сказала, что вы мудак.

Хэнди громко рассмеялся и толкнул учительницу на пол.

— Пожалуйста, отпустите девочек, а меня оставьте, — умоляла миссис Харстрон. — Какая вам разница, сколько у вас заложниц — одна или шесть.

— Есть разница, глупая клуша. Я могу парочку застрелить, и еще останется.

Женщина открыла от ужаса рот и поспешно отвернулась, словно вошла в комнату и обнаружила там жадно пялившегося на нее голого мужчину.

Хэнди подошел к Мелани.

— Ты тоже считаешь, что я мудак?

Старшая учительница подняла было руки, но Мелани ответила до того, как та успела перевести вопрос.

— Что она сказала?

— Спросила: почему вы нас обижаете, Брут? Мы вам ничего плохого не сделали.

— Брут?

— Так она вас называет.

Брут? Что-то знакомое, но Хэнди не помнил, где слышал это имя, и слегка нахмурился.

— Скажи ей, что она прекрасно знает ответ.

Уходя, он окликнул Боннера.

— Слышь, Сонни, я начал учить язык глухонемых. Хочешь, покажу?

Толстяк поднял голову, и Хэнди выставил в его сторону средний палец. Мужчины грохнули, и Хэнди с Уилкоксом отправились в глубь здания. Когда они исследовали коридоры и помещения для забоя скота и разделки туш, Хэнди посмотрел на товарища.

— Как считаешь, он не сорвется?

— Все будет в порядке. В другой ситуации бросился бы на них как петух, но когда за дверью сотня вооруженных полицейских, у тебя не очень-то стоит. Что делали в этом здании? — Уилкокс обвел глазами механизмы, длинные столы, цепные передачи, регуляторы и ленты транспортеров.

— Не догадываешься?

— Нет.

— Это же, мать ее, бойня.

— Фабрика обработки. А что такое «обработка»?

— Отстреливать и потрошить. Это и есть обработка.

— Посмотри! — Уилкокс показал на допотопный механизм.

Хэнди подошел и усмехнулся.

— Надо же — старый паровой двигатель. Ну и хрень.

— И что с ним делали?

— Понимаешь, вот из-за этого мир и погряз в дерьме, — объяснил Хэнди. — Вон там турбина. — Он ткнул пальцем в ржавую ось с лопастями. — Вал вращался и выполнял работу. Так обстояли дела в век пара, он же был веком газа. Потом наступил век электричества, которое не так-то просто разглядеть. Огонь и пар — это очевидно, но поди разберись, как действует электричество. Никто не понимал, и это стало причиной Второй мировой войны. Теперь мы живем в электронном веке. Везде компьютеры и прочая срань, но ни хрена не ясно, как эти штуки работают. Смотришь бараном на электронный чип и ни черта не можешь разглядеть, а он тем временем фурычит, делает свое дело. Мы потеряли способность управлять.