Александр Терехов - Натренированный на победу боец

Старый обождал и не выдержал:

– Что?

Клинский хитровато склонил голову.

– Нет причины. Нету «за что». Это по-нашему, и я бы поверил. Но порядок продвижения… Или мы попадем в область действия верховных сил?

Я посмотрел его рисунок, сунул в карман.

Еще долго не спали. У меня нога болела, а Старый размышлял. Потом попросил:

– Не трогай их.

– Будто ты знаешь, кто это – они. Город. Крысы.

– Ясно, они не дают обследовать подвал, откуда ушли крысы. Что там могли жечь? Может быть, простое совпадение. Сколько ни думаю, не могу придумать за них. Но раз скрывают, значит, нечисто. Надо заниматься тем, на что наняли, получить деньги и уезжать. Я тебя отдельно прошу: оставь девицу. Она, конечно… Но в общем-то… Да ты понимаешь. Тут такие девушки в лаборатории – две. Ходи туда.

– Да поздно уже.

Антикоагулянты жертв не шибко добавили – с подвески утром сняли дюжины две, плюс четыре вывалились в ночь. От силы остается три дня и – подвеска под ноль и убывать.

Я выбрал в санэпидстанции исправный капкан и поспешил в банк – побрился, лыбился как молодой; ветер с холодным всхлипом перевертывал на дороге листья; листья семьями валятся с веток – только задень; что-то быстро, из каждой свинцовой лужи коротко взглядывает осень, закрываясь сразу желтым листом; беременные пели на веранде, вдалеке сыгрывался оркестр, а солдаты уже встали у каждого дома, надписывая мелками на подъездах цифры и проверяя входящих по списку – через их плечо тянулись: «Да вот же я», – но еще подсыхают дороги, еще осталась сухая пыль и день прозрачный под небритой небесной щекой.

Что я знаю о тебе, моя любовь? – в тьмущем подвале я ощупывал лазейку: за ночь ты выбросила ведра четыре земли с мелким щебнем – рыла всю ночь, сперва выталкивая нарыхленное задними лапами, потом развернулась и – мордой, а углубившись, выносила в пасти, и теперь ты в четырех метрах от моих рук. Взрослая. Это выгодно. У молодняка живее обмен веществ. Молодая может оклематься. Если мы с тобой до ядов доживем.

Утром ты метила мочой – твоя новая поляна. Но еще нет привычной жратвы, подсказавшей бы мне, вывернувшись наизнанку, твои лакомства: скажем, ешь колбасу – значит, мечтаешь об углеводах, я бы принес муки. Если корм твой мука, а дом – элеватор, я напоил бы тебя водой. С молоком или сахаром. А если у тебя навалом пищевых концентратов, я баловал бы тебя жареной рыбой, гренками. Я знаю все, что ты любишь. Но мало времени. Хватит капкана. Не повезло, нарвалась на меня. Такую честь не переживают.

Смерть делается просто. Я кладу наискосок у норы вот хотя бы эту грязную палку из-под ног. Новая вещь. Ты их боишься. Неделю проголодаешь, но не переступишь. Но я тебе оставил путь, не самый удобный – это важно. Самый удобный тебя насторожит. Путь вот – по трубе. Дальше ты обойдешь вдоль стены свет, упавший из окошка. И вот на пути я ставлю припорошенный пылью капкан. Я оставляю в нем корку черного хлеба. Не копченую колбасу, не тыквенные семечки. Не мясной фарш со свежими помидорами – так ловят в учебниках. Я знаю: убьет даже фильтр сигареты, смоченный маслом. Убивают простые вещи. До обеда. Тебя будоражат новые стены. Ты выйдешь погулять.

На солнышке, до открытия банка, с лавки глядел в небеса: ветер прям снежный. Одеваться. Через проспект ее дом. Ее окна. Поменял бок – от пострадавших домов отчалило посольство: мама-дочь из санэпидстанции, Витя и Ларионов – смурные.

– Что капканы? Как убой?

– Малоэффективенно, – признали врачихи. – В капканы нейдут, отравку не тронули.

– Отраву?

Младшая прочла по бумаге:

– Бактокумарин. Три года берегли.

– Что-о? Девчонки, выложили? Бактокумарин?! – У меня вспыхнула морда. – Сейчас я вас, попарно… Сальмонеллезные – в жилой дом? Им на складе не на всяком работают! Где людям вход воспрещен. Завтра у вас собаки передохнут, а послезавтра – улица в гробах! Опечатывайте подвалы! Чтоб презервативы были при себе! – Это весело Ларионову. – А что капканами? Ни одной?

– В одном хвост, в другом – лапа. Отгрызли.

Бабье ковыляло к машине с красным крестом, и Ларионов рванулся:

– В штаб доложу!

Я сцапал его рукав.

– Опомнись. Бактокумарин за три года скис давно. Он лето не стоит. Нежный. Если и сдохнет у вас какая детка… Шучу!

Я пошел им помочь. Капканы – разве на один день? Следует приманку зарядить, капканы не настораживать. Крыса пробует: сегодня с одних капканов ест. Завтра – с других, а с первых уже – нет. Со всех привыкнет – можно мочить. Если шибко умная не попадется.