Энн Райс - Царица проклятых

Только к концу своего пребывания в доме, дойдя до свитков, испещренных древними латинскими и греческими надписями и даже египетскими иероглифами, Джесс начала осознавать истинное значение семейной летописи. Позже она так и не смогла точно вспомнить, как именно обнаружила глиняные таблички в одном из глубоких подвалов. Но беседы с Маарет навсегда сохранились в памяти. Они часами обсуждали семейные предания.

Джесс умоляла допустить ее к анналам семьи. Ради этой библиотеки она готова была отказаться от дальнейшей учебы. Она мечтала расшифровать и привести в порядок древние записи, занести их в компьютер. А почему бы не опубликовать историю Великого Семейства? Столь длинное родословное древо, без сомнения, в высшей степени необычно, если вообще не уникально. Даже родословные коронованных особ Европы ведут свое начало лишь с периода средневековья.

Маарет с терпением отнеслась к восторженному порыву Джесс, напомнив ей, что это неблагодарный, требующий больших затрат времени труд. В конце концов, это всего лишь история жизни одной семьи на протяжении веков; иногда в документах содержатся только имена или краткие описания бедных событиями жизней, даты рождения и смерти и сведения о переселениях.

О таких беседах в памяти остались самые лучшие воспоминания: мягкий, приглушенный свет в библиотеке, восхитительный запах старой кожи и пергамента, аромат свечей и пылающий в очаге огонь. А возле него – Маарет, прекрасный манекен с зелеными глазами за слабо затененными стеклами очков. Работа с этими документами, предостерегает она, может поглотить Джесс целиком и лишить ее чего-то более важного. Значение имеет само Великое Семейство, а не его летопись. Гораздо важнее жизнеспособность и энергия каждого поколения, общение с родными и близкими и любовь к ним. Летопись призвана лишь способствовать этому.

Ничего и никогда прежде Джесс не хотела так сильно, как заняться этим делом. Маарет непременно позволит ей остаться! Она проведет в этой библиотеке много лет и когда-нибудь дойдет до самых истоков Великого Семейства!

Лишь много позже она увидела во всем этом поразительную тайну, причем только одну из многих, с которыми ей довелось столкнуться в то лето. Лишь много позже в памяти Джесс всплыло множество мелочей, которые лишили ее душевного покоя...

Почему, к примеру, Маарет и Миль никогда не появлялись до наступления темноты? Они объясняли ей, что целыми днями спят, – но разве это объяснение? И тогда возникает другой вопрос: где они спят? В течение дня их комнаты оставались пустыми, двери стояли распахнутыми настежь, гардеробы ломились от экзотических и весьма импозантных нарядов. На закате оба вдруг возникали словно ниоткуда. Обычно Джесс поднимала голову и видела стоящую возле очага Маарет – потрясающе одетую, с безупречно наложенным макияжем и сверкающими в неровном свете огня драгоценностями. У стены молча стоял Миль в неизменной мягкой коричневой куртке из оленьей кожи и в лосинах.

Но когда Джесс интересовалась причинами столь странного распорядка жизни, Маарет давала чрезвычайно убедительные объяснения: у них очень светлая кожа, они терпеть не могут солнечный свет и к тому же вечно засиживаются допоздна. Да, действительно. Подумать только, в четыре утра они все еще спорили о политике или истории, причем судили обо всем с необыкновенно странной и удивительной точки зрения, употребляя в разговоре древние названия городов. А иногда они вдруг начинали очень быстро разговаривать на каком-то неизвестном языке, принадлежность которого Джесс определить не могла, не говоря о том, чтобы понимать, о чем идет речь. Благодаря своим экстрасенсорным способностям она иногда улавливала суть беседы, но незнакомые звуки сбивали ее с толку.

Было также совершенно очевидно, что какие-то обстоятельства, связанные с Милем, причиняли Маарет боль. Быть может, он ее любовник? Нет, едва ли.

А еще Маарет и Миль часто разговаривали друг с другом так, словно могли читать мысли. Вдруг ни с того ни с сего Миль мог сказать: «Но я же просил тебя не беспокоиться», – хотя Маарет не произнесла вслух ни слова. Иногда они точно так же обращались и к Джесс. Она совершенно уверена, что однажды Маарет позвала ее и пригласила в большую столовую, при этом Джесс могла бы поклясться, что голос прозвучал только в ее голове.

Да, конечно, Джесс была экстрасенсом. Но неужели Миль и Маарет тоже сильные экстрасенсы?

Следующей странностью можно считать обеды – появление на столе любимых блюд Джесс. Не было никакой необходимости объяснять слугам, что ей нравится, а что – нет. Они и без того знали! Каждый вечер в меню были именно те блюда, которые она любила больше всего: улитки, печеные устрицы, мясо-гриль, говядина по-веллингтонски... А вино! Таких восхитительных марочных вин ей до тех пор никогда не доводилось пробовать. Но Маарет и Миль практически ничего не ели – или ей только так казалось? Бывало и так, что они за ужином даже не снимали перчатки.