Энн Райс - Царица проклятых

«Думаете, я не знаю ваши мысли?»

Но царь умолял ее молчать.

«Путь ведьмы воспользуются своей силой, – сказал он. – Вы же знаете, мы всегда относились к вам с почтением».

«Да, – усмехнулась царица. – А вы наслали на нас это проклятие».

Я сразу же заверила ее, что мы этого не делали, что, покинув царство, мы сдержали слово и вернулись обратно домой. Пока Мекаре молча изучала их, я молила их понять, что если это и сделал дух, то лишь по собственной прихоти.

«По прихоти?! – воскликнула царица. – Что значит по прихоти?! Что с нами произошло? Кто мы?»

С этими словами, она приподняла губу, давая нам возможность лучше разглядеть ее зубы. Во рту выросли клыки – крошечные, но острые как ножи. Царь продемонстрировал нам такую же перемену.

«Чтобы удобнее было пить кровь, – прошептал он. – Знаете ли вы, что для нас жажда? Мы не можем ее утолить! Ради нашего насыщения умирают по три-четыре человека за ночь, но мы отправляемся спать в муках голода».

Царица вцепилась в волосы, как будто едва сдерживала крик. Но царь придержал ее за локоть.

«Дайте нам совет, Маарет и Мекаре, – попросил он. – Чтобы мы поняли суть этого превращения и знали, как использовать его во благо».

«Да, – проговорила царица, пытаясь прийти в себя. – Ибо подобные вещи не происходят без причины...»

Потом, словно потеряв уверенность в себе, она умолкла. Да, казалось, что ее прагматичный взгляд на вещи, и без того ищущий оправданий, разбился вдребезги, в то время как царь держался своих иллюзий, как это всегда делают мужчины вплоть до самой старости.

Итак, когда они замолчали, Мекаре вышла вперед и совершила наложение рук на царя. Она опустила руки ему на плечи, и закрыла глаза. Потом, не обращая внимания на злобный взгляд царицы, она проделала то же самое и с ней.

«Объясни нам, – сказала Мекаре царице, – что случилось в тот самый момент. Что ты помнишь? Что ты видела?»

Царица молчала, ее лицо исказилось подозрением. По правде говоря, это превращение только прибавило ей красоты, но в ней появилось что-то отталкивающее, словно она перестала быть цветком и превратилась в его белоснежную восковую копию. Пока она размышляла, ее лицо становилось все более мрачным и жестким, и я инстинктивно встала рядом с Мекаре, чтобы защитить ее от возможных последствий.

Но царица заговорила:

«Они пришла убить нас, предатели! Они обвинили бы во всем духов – таков был план. И все принялись бы снова есть плоть, плоть своих матерей и отцов, плоть тех, на кого они любили охотиться. Они пришли в дом и нанесли мне раны кинжалами – мне, своей повелительнице, своей царице! – Она помолчала, словно мысленно вновь увидела ту страшную сцену. – Они вонзили в меня кинжалы, они жестоко ранили меня в грудь. С такими ранами не выживешь, и, падая на пол, я знала, что умерла! Слышите? Я знала, что меня ничто не спасет. Кровь хлестала из меня фонтаном.

Но, увидев на полу лужу собственной крови, я осознала, что нахожусь не в раненом теле, что я уже оставила его, что смерть забрала меня и резко толкает вверх, как бы сквозь большой туннель, где я перестану страдать!

Мне не было страшно, я ничего не чувствовала, я посмотрела вниз и увидела на полу этого домишки себя, бледную, окровавленную. Но мне было все равно. Я стала свободной. Но внезапно мне что-то схватило, схватило мое невидимое "я"! Туннель пропал, я попалась в большую сеть, подобную рыбацкому неводу. Изо всех сил попыталась я вырваться, и она подалась, но не порвалась, она схватила меня и крепко держала, и я не могла подняться.

Когда я попробовала крикнуть, я снова оказалась в своем теле! Я билась в агонии, словно ножи резали меня заживо. Но эта сеть, гигантская сеть, не отпускала меня, она больше не была бесконечной, она сжалась в более плотную ткань, напоминавшую огромное шелковое полотно.

И эта сеть – одновременно видимая и невидимая – вихрем крутилась вокруг меня, поднимая, швыряя на пол, поворачивая из стороны в сторону. Из ран лилась кровь. И она намочила ткань, как произошло бы с любой сетью.

И то, что было прозрачным, перестало быть таковым. И я увидела чудовищную вещь, бесформенную, невероятных размеров, по которой текла моя кровь. Но у этой вещи была и другая материя, очевидно, какой-то центр, крошечный пылающий центр, который оказался внутри меня и бился в моем теле, как напуганный зверь. Он носился по моим рукам и ногам, бился, стучал. Словно сердце обрело конечности и теперь стремилось убежать. Оно кружилось в моем животе, а я рвала ногтями собственное тело и готова была взрезать себе живот, лишь бы оно убралось.