Энн Райс: История похитителя тел

– Так у нас здесь целая компания? Маленькие невидимые друзья?

Да, посмотри, зеркало шатается. Сейчас упадет!

Оно рухнуло на плитки, вывалилось из рамы и взорвалось осколками света. Он опять хотел подняться.

– Знаешь, какие они на ощупь, Дэвид? Ты меня слышишь? Как шелковые флажки. Такие вот, слабенькие.

Я следил, как он поднимается на колени. Он опять пополз по полу. Неожиданно он встал и бросился вперед. Он схватил лежавшую у компьютера книгу и, обернувшись, бросил ею в меня. Она упала у ног. У него кружилась голова. Он едва мог стоять, его глаза покрылись пеленой.

А потом он повернулся и практически выпал на крыльцо, споткнулся о перила и оказался на пляже.

Я пошел за ним, он, спотыкаясь, брел по белому песчаному склону. Жажда усиливалась, понимая только то, что всего несколько секунд назад здесь была кровь, ей нужно еще. Добравшись до воды, он остановился, пошатнулся, от обморока его удерживала лишь железная воля.

Я взял его за плечо и ласково обнял правой рукой.

– Нет, будь ты проклят, проклят. Нет, – сказал он. Собрав остатки силы, он ударил меня, толкнул кулаком в лицо, но только в кровь ободрал костяшки пальцев, столкнувшись с неподатливой кожей.

Я скрутил его, глядя, как он пинает меня ногами, вновь и вновь бьет мягкими бессильными руками; и я еще раз зарылся лицом ему в шею, лизнул ее, понюхал и в третий раз впился в него зубами. Мммм... вот это уже экстаз. Интересно, могло бы то, старое тело, изношенное возрастом, угостить меня таким блюдом? Его горячая рука на моем лице. Какой ты сильный. Очень сильный. Да, дерись со мной, дерись, как я дрался с Магнусом. Как приятно, что ты сопротивляешься. Мне это нравится. Правда.

Что у нас на этот раз, когда я впадаю в забытье? Самые чистые молитвы, обращенные не к богам, в которых мы не верим, не к распятому Христу, не к старой Деве-царице. Но ко мне.

– Лестат, друг мой. Не лишай меня жизни. Не надо. Отпусти меня.

М-м-м-м. Я еще крепче обхватил его рукой вокруг груди. Потом отстранился, облизав рану.

– Ты плохо выбираешь друзей, Дэвид, – прошептал я, слизывая кровь с губ и заглядывая ему в лицо.

Он был почти мертв. Какие у него красивые, сильные, белые зубы и мягкие губы. Под веками видны одни белки. А как боролось его сердце – это молодое, безупречное смертное сердце. Сердце, накачавшее кровью мой мозг. Сердце, что подскочило и остановилось, – и я с испугом увидел приближение смерти.

Я приложил ухо к его груди и прислушался. Я услышал, как визжит «скорая помощь» в Джорджтауне.

«Не дай мне умереть».

Я увидел его в том сне о гостинице, с Луи и Клодией. Может быть, все мы – разрозненные порождения снов дьявола?

Сердце замедляло темп. Момент вот-вот настанет. Еще один глоток, друг мой.

Я поднял его и перенес через пляж обратно в комнату. Я поцеловал ранки, лизнул их и еще раз запустил в них зубы. Его тело дрогнуло в спазме, с губ сорвался вскрик.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

– Да, а я люблю тебя, – ответил я, задыхаясь, так как в рот мне опять хлынула жаркая кровь.

Сердце забилось еще медленнее. Он проваливался в воспоминания, возвращаясь назад, к колыбели, когда не было еще резких, отчетливых, членораздельных слов, стеная про себя, словно подпевая старой, знакомой мелодии.

Ко мне прижималось его теплое тело, руки болтались, глаза закрылись, голову я удерживал пальцами левой руки. Тихий стон угас, и сердце внезапно забилось мелким, приглушенным стуком.

Я впивался зубами в собственный язык, пока боль не стала невыносимой. Я снова и снова протыкал его клыками, поворачивая его то вправо, то влево, а потом прижал свой рот к его рту, заставил его раскрыть губы, и кровь потекла ему на язык.

Мне показалось, что время остановилось. Я узнал вкус собственной крови, залившей рот и мне, и ему. Вдруг его зубы сомкнулись на моем языке. Они укусили меня резко, угрожающе, со всей смертной силой, оставшейся в его челюсти, и цапали сверхъестественную плоть, выскребая кровь из сделанных мной порезов, с такой силой, что, казалось, они отсекли бы мне язык, если бы смогли.

Его пронзил жестокий спазм. Спина под моей рукой изогнулась. А когда я отстранился, чувствуя жгучую боль во рту, на языке, он жадно приподнялся, все еще ничего перед собой не видя. Я разорвал запястье. Держи, любовь моя. Вот она, не по капле, но из самой реки моего существа. И когда его рот сомкнулся на этот раз, боль достигла самых корней моего организма, запутывая сердце в пылающую сеть. Ради тебя, Дэвид. Пей еще. Будь сильным. Теперь я от этого не умру, как бы долго оно ни продлилось. Воспоминания о тех ушедших временах, когда я этого страшился, показались мне неловкими, глупыми, они померкли и оставили нас наедине.