Энн Райс - История похитителя тел

Даже сквозь страх это внезапно произвело на меня душераздирающее и трагическое впечатление. И я подумал – не выглядел ли перед остальными я, находясь в том теле, таким же нудным неудачником? Не казался ли я точно таким же жалким?

Отчаянно дрожа, я поднял бокал и проглотил напиток, словно лекарство, опять укрывшись за сплетением образов, обволакивая ими свой страх, даже подпевая про себя в такт музыке, почти рассеянно наблюдая за игрой мягких разноцветных огней на красивой золотистой голове.

Вдруг он соскользнул с табурета и, повернув налево, медленно, очень медленно прошел по темному бару, миновав меня, но так меня и не заметив, и вышел на более ярко освещенное пространство вокруг бассейна. Он высоко поднимал подбородок; он двигался таким медленным осторожным шагом, что казалось, ему больно, поворачивая голову на ходу то вправо, то влево, чтобы обследовать помещение. Потом в той же осмотрительной манере, свидетельствующей скорее о слабости, нежели о силе, он толкнул стеклянную дверь на внешнюю палубу и выскользнул в ночь.

Я не мог не пойти за ним. Я знал, что нельзя, но оказался на ногах прежде, чем успел остановиться, в голове висело облако моей фальшивой личности, я двинулся за ним, но остался стоять в дверях. Я увидел его вдали, на самом краю палубы, он опирался руками о поручни, и ветер яростно трепал его распущенные волосы. Он смотрел в небо и снова, казалось, погрузился в гордость и довольство, наслаждаясь, наверное, ветром и темнотой, немного покачиваясь, – как раскачиваются слепые музыканты, когда играют свою музыку, – упиваясь каждой секундой своего пребывания в этом теле, плывя по волнам счастья.

Меня опять охватило душераздирающее чувство узнавания. Неужели я выглядел таким же пустячным дураком в глазах тех, кто знал меня и осуждал? Жалкое, жалкое создание – тратить свою сверхъестественную жизнь не где-нибудь, а именно здесь, в этом до боли искусственном месте, среди жалких старых пассажиров, в неприметных покоях с безвкусными украшениями, в изоляции от великой вселенной, полной настоящих чудес.

Только спустя длительное время он слегка опустил голову и провел пальцами правой руки по отвороту смокинга. Кошка, вылизывающая свой мех, и та не выглядит такой расслабленной и самодовольной. Как любовно поглаживал он этот кусок ничтожной ткани! Это красноречивее говорило обо всей трагедии, чем любой другой его поступок.

Затем, повернув голову в одну сторону, в другую и увидев лишь пару пассажиров далеко справа от себя, которые смотрели в совершенно противоположном направлении, он неожиданно оторвался от пола и сразу же исчез!

Конечно, на самом деле все было не так. Он просто поднялся в воздух. А я остался дрожать за стеклянной дверью, смотреть на опустевшее место и чувствовать, как покрываются потом мое лицо и спина. Я услышал, что Дэвид быстро шепчет мне на ухо:

– Пойдем, старина, идем ужинать в «Королевский Гриль».

Я обернулся и увидел на его лице напряженное выражение. Конечно, Джеймс еще достаточно близко, чтобы слышать нас обоих! Чтобы слышать все, что выходит за рамки заурядного, даже специально не прислушиваясь.

– Да, в «Королевский Гриль», – отозвался я, сознательно стараясь не вспоминать слова, сказанные Джейком вчера ночью: наш приятель еще не бывал в этом заведении. – Я не особенно голоден, но болтаться здесь ужасно утомительно, правда?

Дэвида тоже трясло. Но при этом он испытывал сильное возбуждение.

– Да, должен тебе сказать, – говорил он прежним фальшивым тоном, пока мы возвращались в фойе и направлялись к ближайшей лестнице. – Там все в «бабочках», но нас должны обслужить, мы же только что сели.

– Мне наплевать, пусть хоть голые ходят. Нам предстоит не ночь, а настоящий ад.

Прославленный ресторан первого класса оказался несколько более сдержанным и цивилизованным, чем прочие места, где мы успели побывать. Все отделано белой обивкой и черным лаком, щедрое теплое освещение – вполне приятно. Декор сильно отдавал хрупкостью, но это можно было сказать и обо всем судне; однако уродливого впечатления отнюдь не создавалось, да и аккуратно приготовленная пища была вполне вкусной.

Когда с момента отлета птички прошло минут двадцать пять, я рискнул высказать несколько наблюдений:

– Он не может использовать и одной десятой своей силы! Он от нее в ужасе.

– Да, я с тобой согласен. Он так перепуган, что двигается словно пьяный.

– Да, вот оно, ты попал в точку. Нас с ним и двадцать футов не разделяло, Дэвид. А он и не почувствовал моего присутствия.