Леена Лехтолайнен - Лев правосудия

— Назад, Никуцца, — сказала женщина, что повыше, на чистом финском языке.

От неожиданности у меня перехватило дыхание, но я постаралась ничем себя не выдать и, равнодушно отведя взгляд, судорожно принялась размышлять. Может ли оказаться простой случайностью то, что я повстречала другую финку здесь, в этом забытом Богом месте? Не эта ли женщина была сотрапезницей Давида? Если нет, то в таком случае кто она?

Официант сделал посетительницам замечание по поводу собаки и получил в ответ возмущенную тираду. Очевидно, здесь не разрешалось приводить животных в помещения. Высокая женщина встала и отдала какую-то команду собаке, на этот раз по-итальянски. Может, финский мне только послышался? Собака последовала за ней на улицу, скользнув теплой шелковистой шерстью по моим ногам. Официант подошел подлить воды в мой стакан и открыто улыбнулся, без тени заигрывания. Не будет ли слишком рискованным задавать вопросы в присутствии моей соотечественницы? За двухлетний срок обучения в Академии частной охраны Куинса, что в Нью-Йорке, я избавилась от характерных восточнокарельских интонаций в моем английском, но финский акцент в моей речи легко можно было уловить, стоило лишь немного прислушаться. В итальянском говоре владелицы собаки ничего такого не наблюдалось, правда, итальянский не самый сильный мой язык.

Я попыталась воскресить в памяти речь нашего преподавателя Майка Вирту, основателя и директора академии. Американский акцент может быть у представителя какой угодно национальности, ведь он сам собой цепляется из популярных песен и фильмов без дубляжа. Когда мне принесли бифштекс, я вынула чек Давида и спросила официанта, помнит ли он двухметрового чернобородого и черноволосого мужчину, ужинавшего здесь пару недель назад. Выражение лица официанта ясно говорило: опять эти истории с ревностью! Он очень сожалеет, синьора, но, очевидно, он в тот вечер даже не был на работе. Был Луиджи, однако не в его привычках запоминать мужчин. Другое дело очаровательные женщины, такие как синьора. Я колебалась, сунуть ли ему банкноту и достаточно ли будет двадцати евро? Потом решила заняться бифштексом. Я не верила в существование какого-то Луиджи, потому что рестораны подобного типа обычно семейные предприятия: на кухне хлопочут отец и мать, а на обслуживании — младшее поколение. Хотя этот Луиджи мог быть братом официанта.

Телефон замигал: пришло сообщение. Но не от Давида, а от моей прежней соседки по съемной квартире, Риикки: она просила оставить свободной первую субботу сентября, когда состоится ее свадьба. В голове всплыла старая песня: «У меня похороны, у тебя свадьба». За всю свою жизнь я была на свадьбе только однажды, когда охраняла клиента. Посещать похороны мне приходилось гораздо чаще.

Женщины за ближайшим столиком ели свою пасту. Меня подмывало дать собаке косточку от бифштекса, но заговорить с женщинами я не решилась, чтобы случайно себя не выдать. Отказавшись от кофе, попросила счет. Паста утолила голод, но какая-то внутренняя неудовлетворенность по-прежнему ощущалась. Я расплатилась, оставив немного мелочи на чай, и шагнула в темноту вечера. Моросил дождь, ветер сразу же ринулся под полы расстегнутого жакета. На ощупь пытаясь открыть дверь машины, я вдруг услышала сзади крик:

— Синьора, подождите! Только что звонил Луиджи!

Официант выбежал за мной на улицу и остановился под маленьким навесом на террасе, полускрытой кипарисами.

— Луиджи вспомнил этого вашего мужчину, чернобородого. А его спутника даже лучше. Это был человек не из приятных. Он, наверное, русский, потому что говорил на каком-то таком языке и на шее у него висел грекокатолический крест. — Официант презрительно пожал плечами. — Он не знал никаких других языков, даже английского, хотя, конечно, слово «трюфель» понял — хотел «тартуфо, тартуфо». Не мог даже как следует съесть пять маленьких антипасто, проглотил с жадностью. У вас нет причин беспокоиться, ваш муж был здесь не с красивой женщиной, а с этим неуклюжим русским.

Сумерки уже сгустились, и в отблесках света из внутренних помещений я едва-едва смогла различить улыбку официанта. Я вытащила бумажник, но парень энергично помотал головой.

— Не нужно денег. И Луиджи тоже не нужно, — поторопился он прибавить. — Мы хотим только видеть, что синьора улыбается.

Я принудила себя растянуть губы в некое подобие улыбки, больше похожей на гримасу. Не было причин радоваться тому, что Давид ужинал здесь, в ресторане «Трюфель», со злобным русским. Но я продолжила беседу: