Марек Краевский - Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау

Да, он мечтал о возвращении Мока, но только потому, что жаждал денег барона, мечтал о тропических островах, о рабынях с шелковистой кожей… (Ты построил замечательную башню из этих кубиков, Герберт. Будь активным, заставь Лею говорить. Неужто не сумеешь? Ты построил замечательную башню, Герберт.)

На главной улице, до которой доходила Ганзаштрассе, Анвальдт нашел небольшой ресторанчик. По профессиональной привычке он зарегистрировал в памяти фамилию владельца и адрес: Пауль Зайдель, Тиргартенштрассе, 33. В нем он съел три горячие колбаски в жидком пюре из разваренного гороха и выпил две бутылки минеральной воды Дайнерта.

Через десять минут, слегка отяжелевший, он стоял перед фотостудией «Фата-моргана». Довольно долго он упорно и громко стучался в запертую дверь. (Наверно, опять накачалась морфином. Но это уже в последний раз.) Из подворотни на улицу вышел старик дворник.

— Да нет, я не видел, чтобы фройлен Сюзанна куда-то выходила. А ее служанка ушла час назад… — пробурчал он, тщательно рассмотрев удостоверение Анвальдта.

Анвальдт снял пиджак и смирился с ползущими по лицу струйками пота, не пытаясь даже промокать их платком. Он присел на каменную скамью во дворе рядом с дремлющим пенсионером в соломенной шляпе. Оттуда-то он и заметил, что одна форточка в квартире Леи неплотно закрыта. Он с трудом забрался на окно: болела распухшая пятка, наполненный желудок создавал лишнюю тяжесть. Анвальдт запустил руку в форточку и повернул латунную ручку запора окна. С минуту еще он сражался с плещущейся занавеской и стоящими на подоконнике горшками с папоротниками. В этой квартире Анвальдт чувствовал себя как дома. Первым делом он снял пиджак, жилетку и галстук. Повесил их на спинку стула и двинулся на поиски Леи. Он направился в ателье, где, как полагал, она лежала в наркотическом сне. Но, не дойдя туда, завернул в ванную: горох с колбасками посылали мощный физиологический сигнал.

Леа Фридлендер оказалась в ванной. Ее ноги свисали над унитазом. Икры и лодыжки были в фекалиях. И она была голая. Толстый электрический шнур, обвивавший ее шею, другим концом был закреплен на канализационной трубе под самым потолком. Покойница спиной касалась стены. Губы, накрашенные помадой карминного цвета, открывали десны и зубы, между которыми торчал синий распухший язык. Анвальдт выдал в биде содержимое желудка. Потом уселся на край ванны и попытался собраться с мыслями. Уже через две-три минуты он был убежден, что Леа не покончила с собой. В ванной не было табуретки, не было вообще ничего, откуда она могла бы спрыгнуть. Унитаз также отпадал: для этого он был слишком низкий. Получалось, что ей нужно было привязать электрический шнур к канализационной трубе, а потом, держась за нее одной рукой, второй надеть себе на шею петлю. (Такой трюк был бы труден даже для акробата, а что уж говорить о морфинистке, которая к тому же сегодня пропустила через себя с полдюжины клиентов. Похоже на то, что кто-то очень сильный задушил Лею, подвесил в ванной электрошнур, а потом поднял ее и сунул шеей в петлю. Вот только он забыл притащить сюда стул, который придал бы достоверности этой имитации самоубийства.)

Вдруг он услышал, как на окне, через которое он влез, плещется занавеска. Сквозняк. (Значит, в квартире должно быть еще одно открытое окошко.)

В дверях стоял высокий смуглокожий мужчина. Внезапно он замахнулся. Анвальдт отскочил и наступил на валявшуюся на полу шелковую комбинацию. Его правая нога поехала назад, вся тяжесть тела перенеслась на опухшую левую пятку, и пятка не выдержала. Левая нога подогнулась. Анвальдт невольно склонился перед турком. Тот, сплетя руки, ударил снизу в челюсть. Анвальдт упал на спину в огромную ванну. И прежде чем понял, что произошло, увидел над собой лицо турка и огромный кулачище с кастетом. От удара в солнечное сплетение у него перехватило дыхание. Кашель, хрипение, размытое лицо, хрипение, хрипение, ночь, хрипение, ночь, ночь.

Ледяная вода привела Анвальдта в чувство. Привязанный к стулу, он сидел голый в камере без окон. На него смотрели двое в расстегнутых черных мундирах СС. У того, что пониже, длинное интеллигентное лицо было искривлено в гримасе, смахивающей на улыбку. Он напомнил Анвальдту гимназического учителя математики, который корчил такие же мины, когда кто-нибудь из учеников не мог решить задачу. (Я предостерегаю Вас: эти люди беспощадны и могут любого заставить отказаться от ведения расследования. Если же — не дай бог — Вы попадете в гестапо, твердите одно: Вы являетесь агентом абвера, разрабатываете польскую разведсеть в Бреслау.)