Александр Юдин - Золотой Лингам

С этими словами Шигин резко вскинул над головой обе руки, и рукава рясы сползли вниз, обнажая кисти, точнее – протезы.

Но это не были обычные ручные протезы: к каждой культе – и к левой и к правой – у него крепилась… тигриная лапа! Лапы выглядели очень натурально, только когти, пожалуй, длиннее настоящих, тигриных, да к тому же – стальные и, по всему, острые как бритвы.

– Господи Иисусе! – поразился Костромиров. – Вы, посмотрите, Шигин, в кого вы превратились! Просто Фреди Крюгер! Вами только детей пугать – ликантроп какой-то, оборотень…

Отвлеченные этим зрелищем, друзья не сразу расслышали подозрительное шуршание у себя за спинами. А когда услышали и обернулись, то обнаружили, что со стороны двери, перекрывая отход, к ним мелкими шажками подкрадывается бабка Марья с вилами наперевес. Снабженные тремя заточенными до блеска зубьями, вилы были насажены на короткий черенок.

В это же время занавеска, отделявшая горницу от прочих помещений, отлетела в сторону, и внутрь широко шагнула бабка Дарья – в кожаном переднике и с треугольным, хичкоковским тесаком в руке; передник и лицо Дарьи были запачканы чем-то темным, при этом она не переставала флегматично жевать. Поняв, что обнаружена, старуха набрала в грудь воздуху и с силой плюнула прямо Гориславу под ноги. Опустив глаза, тот с отвращением разглядел, что это откушенный человеческий палец!

– Чур, мне ляжки, – заявила Дарья, освободив рот.

– Ну уж нет, ляжечки мои! – возразила Марья, облизываясь. – Твои в прошлый раз были.

– Не ссорьтесь, сестры, – произнес Иван Федорович увещевательным тоном, – тут вам обеим, натурально, хватит, все ваше. Только сердечки не вздумайте трогать. Потому что – кесарю, так сказать, кесарево, а слесарю слесарево… Ну… с богом!

Бабка Марья наклонила корпус вперед и, ускоряя мелкие, семенящие шажки, ринулась на Пасюка. Тот взвизгнул, но не растерялся и спрятался Костромирову за спину. Однако с другой стороны к нему уже долговязо шагала Дарья, занося над головой жуткий тесак. Пасюк снова не оплошал и нырнул под стол.

– Хо, хо, хо! – проскрежетал Шигин, царапая когтями воздух.

Горислав еще не успел решить, как ему защищаться от атаки сумасшедших старух, а тут вдруг единственное в горнице окно со звоном разлетелось, и внутрь просунулась охотничья двустволка; с разрывом в секунду грянули подряд два выстрела; первый – разнес голову бабке Марье, второй заряд картечи угодил в грудь Дарье, но по пути задел керосиновую лампу, которая, разлетевшись, залила горящим керосином раскрытую книгу, бумаги, часть стены и рясу Ивана Федоровича. Мигом превратившись в подобие пылающего факела, Шигин с тигриным ревом запрыгнул на стол и бросился на Костромирова. Тот едва успел отскочить в сторону, а Иван Федорович, промахнувшись, грянулся об пол и принялся кататься, пытаясь сбить пламя.

Это как раз ему удалось, когда в избу, на ходу перезаряжая двустволку, вбежал Антон Егорович. Шигин вскочил на ноги и, по-медвежьи подняв руки над головой, пошел на них, со свистом рассекая воздух саблевидными когтями. Старый охотник без лишних раздумий вскинул ружье и вколотил оба заряда прямо в грудь лжеотшельника. Ивана Федоровича отшвырнуло обратно через всю столешницу, он приложился о стену и медленно сполз вниз.

Огонь тем временем, пробежав по столу, перекинулся на занавески и не собирался останавливаться на достигнутом.

– Все, аннулировал я твоего колдуна, профессор, – мрачно резюмировал Егорович, поворотившись к обомлевшим приятелям, – факт!

– Спасибо, Антон Егорович, – с чувством поблагодарил Костромиров, – но, однако ж, как вы догадались?

– Как догадался-то? Так и догадался… Почуял давеча неладное, вот и пошел за тобою следом. Потом, смотрю – и Пасюк туда же; ну, думаю, ладно, погляжу, чего это они тут удумали… Только в избу за вами заходить не стал, а присел подле окошка-то, ну и… услыхал весь ваш «приятный» разговор… Да чего вы оба уставились на меня, ровно на лешака? Велика невидаль…

Костромиров с Пасюком действительно, округлив глаза, смотрели… только не на старика-охотника, а на то, что происходило за его спиной. А происходило там вот что: Шигин, который по всем законам природы должен был уже кипеть в аду, вместо этого поднялся во весь рост и сейчас, скрестив руки на развороченной двойным залпом груди, со зловещей ухмылкой наблюдал за ними. Охотник, заметив наконец, что товарищи смотрят вовсе не на него, обернулся и, увидав то же, что и они, аж отшатнулся.