Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

Они сели за столик в углу, где можно было поговорить спокойно. Дан-Леви, как обычно, интересовался холостяцкой жизнью. Роару пришлось признаться, что у него есть кое-кто, в надежде, что товарищ удовлетворит этим свое любопытство. Но вышло все совсем наоборот. Казалось, Дан-Леви ухватил на удочку огромную форель и начал ее сматывать.

— Надеюсь, не из полиции дамочка? Это не лучший прогноз.

У него вряд ли были научные данные, чтобы это утверждение задокументировать, зато это был хороший способ выудить побольше интересных фактов.

— И да и нет, — увиливал Роар. — В чем-то.

Он не хотел отходить от шутливого, но тем не менее откровенного тона, всегда присущего их разговорам. Эта открытость была на пользу им обоим. Когда он разводился, Дан-Леви его поддерживал, все время приглашал в бар или на рыбалку. Кроме того, что оба они называли ежегодной охотой, хотя в последний раз охотились много лет назад. Дан-Деви не был совершенно безнадежным рыболовом, но вот охотником он был никаким. И самый лучший его трофей в ту осень, когда Роар разводился, представлял собой двух зайцев, которые при ближайшем рассмотрении оказались кроликами, выпущенными на свободу каким-то идиотом-крестьянином. Об этой истории Роар не упускал случая напомнить товарищу. Постепенно он довольствовался только двумя поднятыми вверх пальцами, изображавшими кроличьи уши. Однако этот жест вовсе не унижал мужского достоинства Дана-Леви. Тот даже написал фельетон после охотничьей истории в местной газете. В нем он преувеличил свою неуклюжесть и сообщил, что чуть было не подстрелил еще и корову, правда очень большую, с рогами величиной с лосиные.

— В чем — в чем-то? — продолжал настаивать по-журналистски Дан-Леви. — Она ведь не может быть и полицейской и не полицейской одновременно?

Роар подкинул ему намек, сообщив, что на рождественский корпоратив зачем-то пригласили судмедэкспертов. Он подчеркнул, что речь никоим образом не идет об отношениях. Что женщина для него слишком взрослая, слишком умная и слишком замужняя.

Дан-Леви, довольный, причмокнул.

— Зависимость от матери, — предположил он, но Роару уже хватило, и он пошел за новым пивом.

— Как насчет Бергера? — поинтересовался он, вернувшись. — Ты накопал что-нибудь полезное?

Дан-Леви глотнул пива и испачкал стриженую щетину пеной.

— В чем-то, как ты выражаешься. — Он подождал, пока друг не ухмыльнется, сдавшись.

— Я говорил с бывшим руководителем религиозной общины в Филадельфии, другом отца. Он хорошо знает семью Фрельсёй и следит за деятельностью Бергера, или Элиаса Фрельсёй, как его зовут на самом деле. — Он отпил еще, помолчал.

— И?

— Хочешь узнать, что он сказал или чего не сказал?

— Давай.

— Отец Бергера был, как известно, пастором общины пятидесятников.

— Как и твой, кстати.

Дан-Леви скорчил гримасу:

— Мы определенно говорим о двух разных типах отцов. Один следовал в воспитании детей Новому Завету, другой — Ветхому. Кого любишь, того порицаешь, und zu weiter. Отец Фрельсёй был, видимо, из тех, кто без колебания отвел бы сына на ближайшую гору и перерезал горло, если бы, по его мнению, Бог потребовал этой жертвы. Больше руководитель общины ничего не сказал, но я понял, что семейство Бергерсен-Фрельсёй было предметом постоянного беспокойства в их среде, то есть в движении пятидесятников в тысяча девятьсот пятидесятые.

— Насилие?

Дан-Леви сказал очень твердо:

— Мой источник отказывается сдавать кого-либо, живого или мертвого. Последнего — тем более. И если ты обратишься к нему как следователь, тебе в лицо хлопнут дверью. Но такая была эта среда в то время. Все дела решались внутри, и ничего нельзя было поделать. Кончалось тем, что самые чудовищные дела вершились, и никто не вмешивался. Удивительно, до чего могут люди додуматься, если будут воспринимать Библию буквально! «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну». Und zu weiter.

Роар грохнул бокалом о стол:

— Что ты говоришь про глаз — это из Библии?

— Естественно. Матфей, глава пятая, стих двадцать девятый и тридцатый.

Дан-Леви происходил из семьи, где библейский текст не воспринимался буквально. Роару всегда у них нравилось: родители были щедрыми и открытыми, а отец Дана-Леви куда менее строгим, чем его собственный, приехавший восемнадцатилетним беженцем из Венгрии, не имея ничего, кроме «двух пустых рук и стальной воли». Но Библию Дан-Леви должен был знать наизусть, и Роар подозревал, что следующему поколению грозит такое же образование.