Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

В гостиной Элиас лежал в кресле. Голова запрокинута назад, рот приоткрыт. Он дышал тяжело и неровно.

Одд положил руку ему на лоб:

— Как ты?

Бергер приоткрыл один глаз.

— Можешь прибрать, — простонал он и кивнул на письменный стол.

Одд подошел туда, выдвинул верхний ящик. Там лежал жгут и шприц с остатками жидкости молочного цвета с тоненькой ниточкой крови.

— Пожалуйста, предупреждай меня в следующий раз, когда к нам заявится полиция.

— Я предупреждал! — воскликнул Одд.

Бергер отмахнулся от него. Он лежал и смотрел в потолок. Потом выпрямился.

— Мигрень прошла? — спросил он дружелюбно.

Одд встал рядом, погладил его по голове:

— Спасибо за беспокойство, Элиас.

Из горла Бергера вырвался хрип.

— Мне нужно остаться одному ненадолго, — сказал он. — Можешь придумать себе что-нибудь на вечер?

Одд убрал руку и присел на журнальный столик. Он мог бы разозлиться. Сказать, как оно обстоит на самом деле. Что квартира — его. И Элиас живет там, потому что он, Одд, это ему позволяет. Что Элиас может найти себе другое жилье и принимать там своих трахалей. Именно это слово он бы сказал. Он бы мог крикнуть, что ненавидит его. Но такое Элиаса не заденет. Тем более сейчас, после случившегося. Нет смысла говорить правду, ведь Элиас жил здесь не потому, что больше негде, а потому, что он, Одд, хотел, чтобы Элиас жил здесь, а не в другом месте. Потому что он хотел его у себя. Потому что хотел, чтобы Элиас был именно таким, какой он есть.

— Как же мне тебе помочь, если ты меня гонишь?

Бергер долго смотрел на него. Взгляд прояснился и на секунду перестал быть насмешливым. Потом он положил свою руку на руку Одда, о чем Одд давно мечтал.

— Знак глубочайшей дружбы, Одд, когда ты хочешь помочь другу закопать труп.

— Нет, — возразил Одд и встал, потом снова сел на подлокотник рядом с ним. Уже не в первый раз за последние недели Элиас так говорил, и теперь он придумал ответ: — Знак глубокой дружбы, когда помогаешь ему этот труп откопать.

Но Бергер провалился в кресло, не говоря больше ничего, и снова уставился в потолок.

«Помочь ему, — подумал Одд. — Вот что надо сделать — помочь ему выбраться из этого. И не думать потом. Нет этого „потом“».

Среда, 31 декабря

Спускаясь в лифте с шестого этажа Полицейского управления, Роар Хорват думал о предстоящем допросе. Он, как всегда, поставил себе цели, что следует прояснить. Конечно, эта программа была гибкой и не должна была помешать другим значимым вещам, которые могли всплыть по ходу. Он потратил утро, чтобы еще раз просмотреть стопку протоколов допросов. Он перечитал рапорт, который один из полицейских в следовательской группе составил по истории убитой женщины, и внес ряд дополнений и собственных записей. В голове он подытожил самые важные вопросы, которые следовало задать сестре Майлин Бьерке.

Выходя из лифта, он ее заметил. Она стояла в нескольких метрах от проходной, посреди зала. Когда он протянул руку и представился, он вдруг почувствовал себя совершенно неподготовленным. Ему пришлось напрячься, чтобы удержать ее взгляд. Позже он обнаружил, что не расслышал ее ответа. Он допрашивал много молодых женщин, некрасивых и красивых, а большинство средних. Он должен был уже стать профи и не давать таким чувствам брать над собой верх. Он выпрямился, разворачиваясь, и прошел вперед. «Соберись, Роар, — скомандовал он. — Концентрация пятой степени».

— Соболезную, — догадался сказать он в узкой кабине лифта.

Она была почти с него ростом. Волосы рыжевато-каштановые. А глаза такие зеленые в резком свете лампы…

Она опустила взгляд и не ответила.

— Близким, наверное, сейчас очень тяжело.

Роар считал себя вполне ничего, когда дело касалось разговора с людьми в непростых ситуациях. Теперь же он чувствовал себя слоном.

Он закрыл за ней дверь в кабинет и почувствовал легкий аромат парфюма. «Соберись, Роар, — повторил он раздраженно. — Концентрация восьмой степени». Десятая степень была крайней в шкале сил, затрачиваемых на то, чтобы Роар Хорват собрался.

Она была в обычной одежде, отметил он про себя, когда занял место за письменным столом. Демисезонная куртка, явно ей велика. Под ней зеленый шерстяной свитер. Черные брюки, не сильно в обтяжку, и сапоги на высоком каблуке. Она была совсем не накрашена. Руки узкие, пальцы длинные и тонкие, с ухоженными ногтями. Роар повторил про себя описание, и от этого стал лучше справляться с ситуацией.