Рисунок. Магическое сплетение изгибов и углов. Эмили не могла выбросить его из головы. Естественно, в нем заключается весь смысл поступков преступника.
— Какой рисунок? — удивился он.
— Вот такой.
Эмили взяла ручку и начала набрасывать в его блокноте священное сечение, намечая контуры дракона. Сам Билл Каспар не смог бы работать так быстро и гладко.
— Я ничего не знаю ни о каком рисунке, — махнул рукой Филдинг. — Это твое дело, а не мое.
Эмили повысила голос:
— Да! Это мое дело, однако, поверьте, я не понимаю, что происходит, черт возьми!
Он задумался, пытаясь понять, говорит ли она правду или дурачит его.
— Ты шутишь?
— Нет!
Филдинг в задумчивости потер рукой рот.
— Ладно. Допустим, я поверил тебе. Вот мой первый совет. Больше не задавай ему никаких вопросов. Все равно не получишь ответов. Твое любопытство лишь ухудшит ваши отношения.
— Отлично, — не сдавалась Эмили. — Тогда позвольте мне спросить вас о том, что случилось в 1991 году.
На лице Торнтона Филдинга появилась весьма нехарактерная для него кислая гримаса.
— Ты же читала о событиях того года. О «Буре в пустыне». Союзники решили выгнать иракцев из Кувейта.
Невероятно. У них дома о кампании ничего не говорили. Эмили смутно припоминала лишь отрывки сводок новостей, рассказывающих о войне.
— Папа участвовал в этих событиях?
— Он служил военным атташе. Как он должен был поступить, по твоему мнению? Оставаться здесь и перебирать газетные вырезки?
Итак, здесь память не подвела ее. Отец на какое-то время уезжал из дома.
— Он ездил туда?
Филдинг тревожно заерзал в кресле.
— Детали мне неизвестны. Война шла за многие сотни миль от места моей работы, и ее подробности меня не интересовали. Позволь сказать тебе следующее. Рим — замечательное место для подготовки разного рода проектов. Особенно тех, которые имеют отношение к Ближнему Востоку. Вы владеете всей информацией и находитесь в непосредственной близости от места событий. И вам не надо думать о своей безопасности, как, например, в Греции. Насколько мне известно, здесь и за городом полно всякой аппаратуры.
— Он ездил в Ирак? — настаивала Эмили.
— Возможно. Черт, я не знаю и не собираюсь проводить расследование. В то время сюда понаехало много жутких людей. Я держался от них подальше, ибо мне не нравилось происходящее в городе. Повод для войны у нас имелся — Саддам вторгся в суверенную страну. Однако мы не обдумали все должным образом. По моему мнению, мы втягивались в бесконечный военный круговорот. Тогда я чуть было не подал в отставку.
Эмили широко раскрыла глаза. Казалось невероятным, что Торнтон Филдинг мог уйти с посольской работы после двадцати лет безупречной службы.
— Вы думали об увольнении?
— Конечно. — Ее удивление, кажется, оскорбило Филдинга. — Что тут странного? Ты считаешь, что мы лишь исполняем приказы и никогда не ставим их под сомнение? Верно, и я не был исключением. Один парень из отдела выдачи виз бросил работу в тот день, когда на Ирак упала первая бомба. Он участвовал в уличных демонстрациях протеста против войны. Полагаю, сейчас работает в каком-нибудь баре. Глупо так поступать. Однако я едва не последовал его примеру.
Он вновь посмотрел в сторону закрытой двери. Внезапно Эмили стало стыдно за то, что она поставила честного человека в трудное положение.
— Не всегда легко поступать правильно, Эмили. Надо как-то соотносить совесть с долгом. Порой эти понятия не совпадают. В таком случае следует выбирать одно из двух. Или искать себе другую работу, а я слишком стар, чтобы начинать все сначала. Можно уйти, а можно ждать подходящего случая и защитить свои убеждения. Я выбираю второй вариант.
Эмили пыталась вспомнить свое бесследно исчезнувшее детство.
— Отец уехал надолго. Мама плакала ночами. Она беспокоилась за него.
— Дэн отсутствовал почти три месяца, — немедленно заявил Филдинг. — Однако он по крайней мере вернулся, Эмили. Могло быть хуже. Далеко не все выжили там.
— Но теперь он мертв. Чертов урод убил его в пекинском храме. А потом вырезал безумный рисунок на спине.
Филдинг замахал руками:
— Я же сказал тебе. Не хочу знать никаких подробностей.
— Без них я просто теряюсь в догадках, Торнтон. А в нашей системе мне не предоставляют никакой информации, потому что она блокирована для таких мелких сошек. Как только я что-то нащупываю, сразу же натыкаюсь на высокий барьер: проверка благонадежности. С Липманом я не могу говорить. Остаетесь только вы и еще несколько местных полицейских, которым, возможно, известно больше, чем они делают вид.
Читать дальше