Дэвид Хьюсон - Священное сечение

Темные глаза затуманились. Опять ее взгляд полон подозрительности. Может быть, Перони получил бы от Лейлы настоящий ответ, а не ее вечное «нет».

Тереза прикоснулась к старой грязной куртке.

— Тебе нужно купить новую одежду.

— У меня все есть.

— Я просто хотела предложить тебе приодеться. Ты ведь симпатичная. Стройная. Новые вещи доставят тебе удовольствие. В твоем возрасте я была толстушка. — Тереза пыталась представить себя в юности. — Я была жирная, злая уродка. Да и не особенно изменилась с тех пор.

Девочка нервно рассмеялась.

— Что тут смешного? — спросила Тереза. — Разве ты не веришь мне?

— Нет!

Между ними существовала пропасть, которую ни одна из них не могла перейти. Знай Тереза детей так же хорошо, как Перони, она давно бы поняла это. Ребенок не может представить себе взрослого в юном возрасте, он видит его таким, каков он есть в данный момент. Тереза принадлежала к другому миру, угрожающему собственному благополучию Лейлы, — им управляли другие люди, оперирующие своими доводами и использующие скрытые возможности. Перони опирался на такое предположение с того момента, как начал общаться с девочкой. Он не прикидывался кем-то другим, а напрямую заявлял: я хочу быть твоим другом, можешь доверять мне, только слушай меня, и все будет хорошо. Она сама должна была найти способ сблизиться с ним, словно мотылек, притягиваемый отдаленным мерцающим светом. Связь между ними установилась практически сразу же. Имелось там и место для страданий. Девочка слышала отрывки горячего спора полицейских с Фальконе. Перони даже сам ей кое-что рассказал. Тереза, взрослая, рациональная женщина, не обращала внимания на разногласия мужчин. Однако Лейла относилась к перебранке совсем иначе. Она слышала, как мужчины кричат друг на друга, и вся съеживалась, уходила в себя, опасаясь дурных последствий. Девочка боялась, что их распри в будущем могут сказаться и на ней.

«Попробуй еще», — говорила себе Тереза.

— Так какой же, по твоему мнению, я была в детстве?

Лейла на минуту задумалась.

— Нормальной.

— Ха. Ты не права, девочка. Я даже сейчас не нормальная. Знаешь, как меня называют в квестуре?

— Как же?

— Безумная Тереза. Сумасшедший патолог. Помешанная.

Лейла покачала головой, отказываясь верить. Терезе такое отношение показалось ужасно нечестным.

— Я правду говорю, — настаивала она, — хочешь — верь, хочешь — нет. И я на самом деле сумасшедшая. Вот хочу купить тебе новую одежду, и все тут. А этот твой черный прикид просто бесит меня. Зачем нужно прятать свою красоту?

Лейла не понимала суть ее доводов. Она не считала себя красавицей. Красоты не существовало в ее мире. Возможно, девочка вообще о себе не думала. Тревожное выражение промелькнуло на ее лице.

— Когда меня прогонят отсюда?

— Никто не собирается прогонять тебя, Лейла.

Она и на сей раз не поверила. Тереза не могла винить ребенка. В ее ответе не было полной уверенности, и он не мог обмануть даже тринадцатилетнего подростка, живущего на улице.

— Джанни останется со мной?

— Конечно. На какое-то время. Только он ведь полицейский. Ему нужно работать. Работы у него хватает. А ты не его…

Она остановила себя, ужаснувшись чуть было не произнесенных ею слов. «Ты не его ребенок, у Перони уже есть двое детей, и он считает, что не оправдал их надежд… Ты просто, не сознавая этого, заменяешь ему их».

— Он общается с тобой не по работе. Мы что-нибудь придумаем. Но Нику и Джанни платят за то, чтобы они искали плохих людей и сажали их в тюрьму. Они должны найти того человека, которого ты видела в Пантеоне. Им нужна твоя помощь.

Девочка обхватила себя худыми руками и уставилась в пол.

— Я ничего не видела, — пробормотала она. — Просто…

В такой ситуации ей нельзя угрожать. Это не сработает. Они часами пытались по частям вытянуть у Лейлы сведения о произошедшем в Пантеоне, достигнув пока мизерных результатов. Легко установили только адрес, остальное представлялось весьма запутанным. Девочка утверждает, что пошла за этим человеком, так как он показался ей интересным.

Но почему? Лейла не могла объяснить. Только пожимала плечами. Она всегда следила за людьми. Возможно, размышляла Тереза, курдянка предлагала им что-то — она не хотела уточнять, что именно, — а потом забирала у них деньги вместе с бумажниками.

Лейла разговаривала до тех пор, пока ей не надоедало, потом замолкала, пряталась в свою раковину. Перони, как ни бился, не мог сломать ее сопротивление. Любой не высказанный до конца вопрос разбивался о каменную стену молчания.