Андрей Измайлов - Трюкач

Ничего не надо передавать Кабанову. Да и девулька спросила дежурно, уже пропорхнула мимо и за угол.

Так что Антонины УЖЕ нет. Жаль. Он очень рассчитывал… отнюдь не на порноигры в предоставленной комнате на недельку. Потому-то готовно, подхватывал гургеновские двусмысленности. К Антонине жеребятина вроде бы не имела отношения, ведь в комнату Мерджаняна ей путь заказан, как он, Ломакин, полагал еще в начале застолья, прощального застолья с Гургеном. В Баку, в Баку!

Долгие вчерашние проводы – и никак не сократить. Самолет в шесть утра. Волей-неволей сиди, балагурь и ни в коем случае не проговорись, зачем Ломакину Виктору Алескеровичу понадобилась комната Мерджаняна Гургена Джамаловича.

Это не комната, Алескерыч! Это гроб с музыкой! Дом композиторов напротив: скрипки-мрипки, пианино-мианино! Стерпишь, Алескерыч? А то мне в Баку надо – вот так! – и, Гурген ладонью резал горло. – Если я там один договор заключу, то с меня ящик! Люди заряжены…

Он-то, Ломакин, стерпит, лишь бы Гургену в Баку действительно не перерезали глотку только за то, что – Гурген. Ах, да! Не Гурген теперь, а Виктор. К тому же – Алескерович. Русско-азербайджанский полукровка. В крайнем случае, Газанфар его прикроет всем, чем может, даже своим телом. Дружба народов, мать их! В Баку на площади Азнефти так и торчит непроросщим драконьим зубом памятный камень: Здесь будет установлен памятник Дружбе народов. Лет сорок как торчит. По сегодняшним реалиям, впору каждого беженца награждать ордеРом Дружбы народов… То-то Ломакин, проживая в однокомнатной хибаре на Раевского, с каждым годом все больше жаждал уединения. Первым, кстати, приютился Гурген, но тому хватило месяца, чтобы обрести нечто свое. А потом пошли косяком. На сутки, на трое, на неделю. Натуральный перевалочный пункт. Газанфар. звонил: Витья! тут у нас два хороших человека в Ленинград летят. Ненадолго совсем. Остановятся?. Разумеется. Бакинец бакинцу когда отказывал?! Я им так и сказал. Как зовут? Сейчас… а, не помню! Скажут: от Газика. А я тебе коньяк с ними передал. Ханларский, настоящий! Спаси-ибо. Эщ-щ-щи, какое спасибо! Тебе спасибо! Ну, а вообще дела как?. И он Газик, еще спрашивает! Дела? Так… Даже с дамой не заявишься в собственную квартиру – вечный базар- вокзал. Немудрено – слухи: Ломакин – правая рука азерботной мафии. Слухи, как обычно и к сожалению, сильно преувеличены. Почему, кстати, азерботной? Тогда уж скорее армянской – из Баку кто бежит? А кто только не бежит! Кто их там разберет, все черные, все по-своему лопочут. М-м-да, кто их там разберет. Национальность? Бакинец! А ведь так и было до развала. Да что там! Он, Ломакин, и Мерджанян, и Газик Сафаралиев. С одного двора… Друзья детства-отрочества-юности-зрелости. Ностальгия, Баку…

Ты что, уже отключаешься? Я спрашиваю: стерпишь, Алескерыч? Нам еще сидеть и сидеть. Не отключайся.

Стерплю. Ты терпел и мне велел.

Да, Гурген терпел. Он терпел до последнего – съехал из Баку за два дня до погромов, трехкомнатную квартиру сбыл за каких-то семь тысяч каким-то еразам и – сюда, в Питер. Здесь друг Алескерыч давно натурализовался. В Баку, правда, тоже друг остался – Газик-Газанфар. Однако Газик – не Бутрос Гали: укрыть укроет, но примирить осатаневших земляков с ЖИВЫМ армянином – ищите Бутроса Гали! Ищите да не обрящете пять лет назад…

Ты терпел и мне велел, – ляпнул Ломакин не по поводу назойливо демонстрируемой на всех уровнях многострадально действительно настрадавшейся нации (есть ли благоденствующие нации в родном Отечестве?!). Он ляпнул про соседство с Домом композиторов.

Гурген, слава богу, так и понял.

Я бы такого не потерпел – то и дело с ритма сбиваешься! Ты слушай, только с ритма не сбейся. В темпе вальса! Раз-два-три! Раз-два-три! Чистые простыни – там.

Предпочитаю в ритме танго. Основательно и с паузами. Мы, РУССКИЕ, сам знаешь, запрягаем долго, зато потом…

Да-а-а, АЛЕСКЕРЫЧ! Вы, РУССКИЕ, потом так пришпориваете! Караул!

Здорово все-таки, что еще можно ТАК шутить между собой и ни-ни – всплесков-выплесков ясельного нацсознания. Взрослые люди все-таки.

Вот и совпало у взрослых людей: то ли Гурген оказал Ломакину услугу, то ли Ломакин – Гургену. Обоюдное выручай, дружище!.

Давай еще по одной – за твое благополучное возвращение!

Давай!… Теперь давай еще по одной – за твое ритмичное проживание!

Мерджаняну бы вернуться живым-здоровым из Баку.

Ломакину бы прожить здесь, в Питере, неделю – ритм обещается бешеный. Правда, не в постельном смысле.