Борис фон Шмерцек - Второй Грааль

Неизвестность превратила минуты в полную муки вечность. Энтони Нангала попытался оторваться от кушетки, но кожаные ремни не поддавались ни на миллиметр. Вскоре, вконец измучившись, он сдался. Понял, что ему не удастся избежать этого кошмара.

Дверь открылась, и в комнату вошел мужчина лет шестидесяти в докторском халате. Он держался очень прямо, словно аршин проглотил. Его напомаженные седые волосы, зачесанные назад, в искусственном свете блестели, как лед на солнце. Улыбка только на первый взгляд казалась приветливой — при ближайшем рассмотрении она оказалась скорее надменной, а то и презрительной. Мужчина представился как доктор Гольдман.

Врач концлагеря не смог бы нагнать больше страха, подумал Нангала.

Гольдман открыл узкий, одностворчатый шкаф и на глазах Нангалы надел шапочку врача, маску и бахилы. Затем натянул тонкие перчатки из латекса на узкие, длинные пальцы.

— Вы готовы? — спросил он.

И, не дожидаясь ответа, покатил койку Энтони Нангалы в расположенный рядом операционный зал.

Последние лучи заходящего солнца окрасили небо в темный пурпур. Сергей Люшкин, сменивший удобное место в салоне «лир-джета» на кресло второго пилота, по правую руку мог видеть зеркально-гладкую, свинцового цвета поверхность Красного моря. Слева простиралось обширное каменистое побережье, где среди камней прятались несколько больших поселков. Далее, на востоке, равнина переходила в предгорье, казавшееся в наступающих сумерках темным и зловещим.

На некотором расстоянии появились огни Аль-Кудса. По левую руку, на восточной окраине города, Люшкин увидел дворец своего друга Ассада.

Пилот Владимир передал по радио, что они заходят на посадку. Затем позади дворца возникли два ровных ряда огней — границы посадочной полосы. Через четверть часа «лир-джет» мягко приземлился на частном аэродроме шейха Ассада. Авиадиспетчер, сигнализируя флажками, направил машину к ангару, где их уже ждал джип. Когда Люшкина доставили к дворцу, последние солнечные лучи уже погасли. Но опустившаяся с наступлением ночи на землю прохлада Сергея не пугала. Суровые московские зимы закалили его.

Два человека в форменной одежде отвели его по лестнице мимо колонн, украшенных изумительно красивым орнаментом. Затем они прошли по коридору с красными коврами и восточными вазами в зал заседаний, поражающий своим суперсовременным дизайном.

Спиной к двери стоял невысокий хрупкий мужчина. Когда Люшкин вошел, мужчина повернулся.

— Бриггс, старина! — вырвалось у Люшкина. — Как здорово наконец тебя снова увидеть!

Доктор Томас Бриггс пошел ему навстречу. Они пожали друг другу руки.

— Я тоже очень рад, — сказал Бриггс.

Глядя на русского, он был вынужден задирать голову.

— Сколько времени прошло с тех пор, как мы последний раз здесь встречались? Полгода?

Люшкин задумался на минуту:

— Около восьми месяцев. Очень надеюсь, что в этот раз нам повезет больше, чем тогда.

Лицо Бриггса помрачнело.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал он. — Все-таки взять у богатого старика деньги и затем умертвить его — в цивилизованном обществе называется убийством. В моем санатории в Санта-Барбаре после того случая неделями торчала полиция.

— Но против вас не было никаких улик, — возразил Люшкин. — Труп Ассад сжег и велел зарыть где-то в горах. За это время от него уж вряд ли что-то осталось.

— Тем не менее у меня было много неприятностей. Не представляю, как мне во второй раз объясняться с полицией, если из моей клиники снова бесследно исчезнет человек.

Люшкин положил пятерню на плечо Бриггса. Вместе они направились к инкрустированному столику из розового дерева, на котором стояли кувшин с чаем и несколько чашек. Люшкин налил себе и Бриггсу.

— Я уверен, что в этот раз все получится, — сказал он. — Гольдман — добросовестный работник. Первая попытка оказалась неудачной. Но он наверняка сделал все возможное, чтобы ничего подобного больше не повторилось. Восемь месяцев — целая уйма времени.

Он отпил из чашки.

— Кого вы на этот раз привезли?

— Его зовут Блумфилд. Уэйн Блумфилд. Бывший сенатор от штата Юта. Очень богатый человек. Ему восемьдесят лет. При других обстоятельствах я дач бы ему, самое большее, от шести до двенадцати месяцев.

— Идеальный пациент для наших целей, — внезапно раздался голос позади них.

Они повернулись. В дверях стоял шейх Фарук аль-Ассад. Чуть выше Бриггса и такой же стройный. Хотя он казался чуть крупнее из-за прикрывающего его сухопарую фигуру традиционного одеяния дишдаш. Шейх подошел к мужчинам и подал им руку. Шел он немного согнувшись, и пальцы его на ощупь были узловатыми, как ветви старого дуба. Под глазами — набрякшие слезные мешки. Тем не менее для мужчины семидесяти восьми лет он выглядел моложаво.