Чарльз Эппинг - Trust - Опека

— Я делал все ради вас и губернатора. Когда я узнал, что собираются отладить компьютеры, мне пришлось сделать так, чтобы никто не догадался о 1987 годе. Чтобы никто не заподозрил о наших операциях.

— Какое мне дело до того, что произошло в 1987-м? — возмутился Циннер.

— Честно сказать, я ничего особенного не делал. Лишь выполнял распоряжения отца Руди Тоблера. В то время я был его техническим консультантом, помогал наладить связь с банком «Гельвеция» через компьютер. Он погорел на акциях во время спада, ему необходимо было найти способ быстро сбросить активы. Остальное его имущество было в недвижимости и картинах…

— Но скажи мне, при чем здесь я? — перебил Циннер. Удивительно, но его хватка немного ослабла. Теперь он большим пальцем массировал шейные позвонки Алекс.

— Узнав, что банк собирается настроить компьютеры, я должен был убедиться, что никто не узнает об операции 1987 года.

— Поэтому вы убили отца Руди? — спросила Алекс.

— Я его не убивал. Мне это было ни к чему. Он сходил с ума. Когда стали разбираться в его манипуляциях со счетом во время дефолта, он запаниковал. Полетел в Тунис, сказал, что в Цюрихе запахло жареным. Утверждал, что за ним следят, — совсем тронулся. Мне не нужно было его толкать. Он сам спрыгнул с моста. Я только наблюдал.

— И ты видел, как покончил с жизнью Георг Охснер? — допытывался Циннер.

— Нет, — отрезал де Суза. — Ему мы помогли. Сделали это ради тебя. И губернатора. Чтобы счет остался неприкосновенным. Чтобы защитить твои деньги. — Он указал на Алекс. — Мы даже заставили старика рассказать перед смертью о ней.

— Он не сказал, как ее зовут, но я понял, кого он имел в виду. — Шмидт пристально посмотрел на Алекс. — Тем не менее мне необходимо было знать наверняка, поэтому я и посадил тебе на хвост в Амстердаме парочку людей губернатора.

— Что ты сделал?! — закричал де Суза.

Шмидт удивился.

— А в чем дело? Губернатор сказал, что я могу пользоваться их услугами, как посчитаю нужным, для его собственной безопасности. Чтобы быть уверенным, что с деньгами ничего не случится. Откуда мне было знать, что парень, работающий в посольстве, влюбится в нее?

— Марко Феррейра работал на тебя? — воскликнул де Суза. — Какого черта ты меня не предупредил? — Он указал на свои шрамы. — Посмотри, что он со мной сделал!

— Я должен был выяснить, что ей известно, — спокойно ответил Шмидт. — Когда Охснер позвонил мне после их встречи, сказал, что хочет произвести со счетом кое-какие изменения, и попросил показать все старые документы, я вынужден был что-то предпринять.

— Поэтому ты и убил его?

— Конечно. Он мог узнать, что мы проделываем со счетом, — просто ответил Шмидт. — А что еще нам оставалось?

— Но зачем убивать кого-то, кому мы платим? — возмутился Циннер. — Того, кто на нас работает?

— Охснера? — скептически переспросил Шмидт. — Он и понятия не имел о наших делах.

— Ты не все знаешь. — Де Суза попытался присесть на краешек дивана. — Может, просто заткнешься?

— Пусть говорит! — настаивал Циннер. — Я хочу знать, зачем убивать человека, которому мы платили несколько миллионов долларов в год…

— Несколько миллионов долларов в год? — не поверил Шмидт. — Этому идиоту?

— Жозе убедил меня, что мы должны платить Охснеру, чтобы в Швейцарии все было «на мази». Пять процентов от общей суммы. Ежегодно. Столько же, сколько и тебе.

— Это он вам так сказал? — Шмидт взглянул на де Сузу. — Вы и приблизительно не платите мне такой суммы…

— Я сказал тебе заткнуться! — Де Суза поднялся. — Ты не понимаешь, что мелешь. — Он полез за пазуху и вытащил пистолет. — Я всегда предупреждал: здесь командую я. — Говоря это, де Суза медленно навинчивал какой-то черный цилиндр на дуло пистолета. — Ты понятия не имеешь, что происходит.

— Допустим, но я-то понимаю, что тут происходит! — закричал Циннер. — И хочу знать, зачем мы давали двадцать процентов людям, которые слыхом не слыхивали о счете.

— Вы платили двадцать процентов? — поразился Шмидт.

— Именно, — подтвердил Циннер. — Двадцать процентов, которые шли на счет маленького фонда на Кипре, предполагалось разделить на доли по пять процентов: тебе, моему помощнику, Охснеру и Рудольфу Тоблеру.

— Рудольфу Тоблеру? Вы что, рехнулись? — Шмидт начал подниматься, не поворачиваясь спиной ни к де Сузе, ни к Циннеру. — Как можно платить пять процентов тому, кто умер еще в 1987 году?

— Не отцу, а сыну. — Циннер отпустил шею Алекс и направился через комнату к Шмидту. — Жозе сказал, что нужно ему заплатить, чтобы он помалкивал, а мы могли пользоваться счетом его отца для отмывания денег.