Кэти Сьюэлл - Западня

Стемнело очень быстро, но все еще можно было разглядеть лыжню. Основная лыжня приведет его прямо к трассе, но по пути встречалась еще пара боковых следов, уходящих в стороны, петляющих между деревьями. Давид вдруг подумал, что случится, если он свернет не туда и потеряется. Веселенькая перспектива — заблудиться в темном глухом лесу при температуре, когда яблоко промерзает насквозь всего за несколько секунд. Теперь паника придала ему скорости. Становилось все холоднее, будто солнце, скрывшись за горизонтом, забрало свое хрупкое тепло. Мчась по лыжне, он смотрел строго перед собой на синеющий след, отыскивая борозды, оставленные снегоходами охотников, и лыжню — две полоски, от которых, казалось, зависела теперь его жизнь. Деревья возвышались над ним, черные и зловещие. Его гнал вперед страх потерять дорогу, и он покрывался потом от этого страха.

Наконец за поворотом он увидел трассу, а дальше — огонек в хижине Иена. Он с облегчением замедлил бег, а потом остановился, потому что совершенно обессилел. Брови и ресницы покрылись толстым слоем инея, даже слезы в глазах, казалось, превращались в лед… Он снова двинулся вперед, хотя и чувствовал слабость — гонка вытянула из него последние силы. Приглушенный лай Торна в хижине стал самым приятным и желанным звуком, который он когда-либо слышал. Слух и интуиция у старого пса все еще так же хороши, как в те времена, когда он мчался встречать Давида по дороге. Даже Иен выглядел взволнованным, когда Давид ввалился в дверь.

— Ты с ума сошел! Чертов идиот! — прорычал он. — Ты же даже фонарика с собой не взял!

— Я потерял счет времени и след тоже чуть не потерял. — Давид рухнул на стул и попытался расшнуровать ботинки, чтобы освободить сведенные судорогой ноги.

— На, глотни, — Иен вручил ему стакан виски и наклонился, чтобы помочь с замерзшими шнурками.

— Это не лучшее средство при переохлаждении и глупости, — заметил Давид, — но, если ты настаиваешь… — Он проглотил обжигающий напиток, пододвинул стул поближе к печке и принялся снимать одежду, слой за слоем. Паника схлынула, но он был как выжатый лимон. Он забыл о тех мерах предосторожности, которые необходимо соблюдать арктической зимой. Как легко можно найти смерть, ничего особенно не делая, — просто, находясь вне дома, потеряться и замерзнуть!

— Это называется смерть по причине халатности, — сказал Иен, будто прочитав его мысли. Торн был взволнован и бесцельно ковылял по комнате на искалеченных артритом лапах. Он тихонько поскуливал, будто от тоски, глаза его смотрели уныло и меланхолично.

— А вот интересно, ты кормил этого пса? — строго спросил Давид.

Иен не сказал ни слова, пошел в чулан и насыпал сухого корма в пластиковую миску. Поставил на пол, но Торн даже не глянул в ее сторону. Иен помешивал жаркое на печке. Оно остро пахло дичью. Он чайной ложкой взял на пробу, потом погрузил две кружки прямо в котелок и зачерпнул густого мясного навара. Одну из кружек он передал Давиду. С кружки капало.

— И Торну в миску налей, — посоветовал Давид. — Нельзя же все время кормить его опилками!

— Что-то ты сегодня щедр на добрые советы, — раздраженно ответил Иен.

Они пили мясной бульон без ложек. Давид чувствовал, что нужно снова завести речь о возвращении Иена на работу, но Иен, казалось, не хотел обсуждать никакие вопросы, связанные с его будущим. Теперь, когда Давид выполнял его работу, не было необходимости приводить себя в порядок. Казалось, он просто надеялся, что все разрешится без каких-либо действий с его стороны. Это было похоже на «жизнь по причине халатности». Предложение Давида о том, что нужно лечь в клинику, было отвергнуто и забыто. Количество потребляемого им алкоголя снова резко возросло. Не хотел он слышать и о переезде из хижины в город.

Тишина и спокойствие угнетали Давида. Когда-то хижина была для него приютом, убежищем, но теперь, когда Иен оставил всякие попытки поддерживать порядок в доме и просто беспробудно пил, атмосфера этого места стала скорее зловещей. Страшно наблюдать, как человек, твой друг, охвачен манией саморазрушения. Давида мучил вопрос, не он ли виноват в том, что все так происходит? Он, конечно, способствовал такому состоянию приятеля — и тем, что привозил ему спиртное и наркотики, и тем, что выполнял его работу.

— Я в семь встречаюсь с детьми, — прервал молчание Давид. — Веду их в кино.

— Так что, Шейла уже не возражает, чтобы ты появлялся с ними на людях?

— Не-а. Думаю, она смирилась. Даже в больнице, кажется, знают, — сонно ответил Давид. Его веки начали тяжелеть и подрагивать.