Хеннинг Манкелль - Возвращение танцмейстера

– Никогда.

– Довольно необычно.

– Да просто странно. Никто из нас никогда не видел, чтобы кто-то заходил к ней в дом. Или выходил.

Стефан решил закругляться. Он посмотрел на часы.

– Надо идти, – сказал он. – Спасибо за кофе.

Они поднялись и вышли из кухни. В гостиной Стефан показал на рога:

– Это я подстрелил, когда был в охотничьей команде. Мы соревновались с Лильхердалем.

– Большой был лось?

Бьорн Вигрен захохотал:

– Самый большой из всех, что я повидал. Иначе он бы не висел на стене. Когда я умру, рога выбросят на свалку. Детям они не нужны.

Бьорн проводил его.

– К вечеру может пойти снег, – сказал он, вновь поглядев на небо.

Потом он посмотрел на Стефана.

– Не знаю, почему ты расспрашивал меня об Эльзе. Да я ничего и не говорил. Но может быть, зайдешь как-нибудь. Посидим в кухне, и ты мне расскажешь.

Стефан кивнул. Все верно – Бьорна Вигрена не следовало недооценивать.

– Удачи тебе с твоим раком, – сказал тот на прощанье. – Я имею в виду – желаю выздороветь.

Стефан шел назад той же дорогой. Машины в гараже Эльзы Берггрен по-прежнему не было – он был пуст. Он искоса посмотрел на окно – шторы не шевелились. С моста он снова поглядел на воду. Страх перед болезнью то отступал, то снова накатывал. Он не мог надолго отвлечься от того, что его ждет. Это его нынешнее занятие – сбор по крохам сведений об убийстве Герберта Молина – имело, как оказалось, очень ограниченный терапевтический эффект.

Он вернулся в центр и стал искать библиотеку, оказавшуюся в общественном здании под названием «Гражданский дом». В вестибюле на него уставилось чучело медведя. Ему вдруг захотелось броситься на медведя и начать с ним бороться. Он засмеялся, и проходивший мимо человек с бумагами в руках посмотрел на него с недоумением.

Стефан нашел полку с медицинской литературой. Он сел за столик с книжкой, но вдруг почувствовал, что не в силах ее открыть. Слишком рано, подумал он. Еще денечек. Только один, не больше. Потом он должен взяться за себя всерьез, а не пытаться похоронить тревогу в нелепом и бессмысленном частном расследовании.

Когда он вышел из Гражданского дома, его вновь обуяла нерешительность. Злясь на самого себя, он пошел в гостиницу. По дороге решил зайти в винный магазин. Никаких ограничений по этой части врач в Буросе на него не налагала. Хотя, конечно, вряд ли ему полезно пить. Но сейчас это его не волновало. Он купил две бутылки вина, как всегда итальянского. Он уже выходил из магазина, когда в кармане зазвонил телефон. Он поставил пакет с бутылками на асфальт и нажал кнопку. Это была Елена.

– Интересно знать, почему ты не звонишь.

Ему стало неловко. В ее голосе явно слышалась обида и грусть.

– Не важно себя чувствую, – сказал он извиняющимся тоном.

– Ты все еще в Свеге?

– А где мне еще быть?

– И что ты там делаешь?

– Даже не знаю. Наверное, жду похорон Молина.

– Может быть, мне приехать? Я могу взять несколько отгулов.

Он чуть не ответил – да. Он очень хотел, чтобы она приехала.

– Нет, – сказал он. – Наверное, мне лучше побыть одному.

Больше она приехать не предлагала. Ничего не значащий разговор продолжался еще несколько минут. Почему он не сказал Елене, что скучает? Что одному ему вовсе не лучше? Он все меньше и меньше себя понимает. И все из-за этого проклятого узелка во рту.

Он принес пакет с вином в гостиницу. Девушка-администратор поливала цветы в вестибюле.

– Ничего не нужно? – спросила она.

– Все хорошо.

Она с лейкой в руке сходила и принесла ему ключ.

– Посмотри, как все серо, – сказала она. – Октябрь. И будет еще хуже. Впереди длиннющая зима.

Она повернулась к своим цветам. Стефан поднялся в номер. Чемодан стоял так, как он его оставил. Он поставил вино на стол. Было несколько минут четвертого. Рановато, подумал он. Не дело – сидеть и пить посреди дня.

Он, не двигаясь, смотрел в окно. И вдруг решил – он должен успеть съездить на озеро. Но не туда, где стояла палатка, а на ту сторону, посмотреть лесосеки, о которых говорил Джузеппе. Он не рассчитывал что-нибудь найти. Но время пройдет быстрее.

Он добирался больше часа. На карте озеро именовалось Стонгваттнет. Оно было длинным и довольно узким, самое широкое место как раз там, где просеки подходили к самой воде, чтобы лесовозы могли развернуться. Он вышел из машины и направился к воде. Уже темнело. Он стоял и прислушивался. Ничего, кроме шума деревьев. Он попытался вспомнить, не было ли в полицейских папках чего-нибудь о погоде, стоявшей в те дни, когда был убит Герберт Молин. Как ему казалось, там ничего об этом не говорилось. Он подумал, что звук выстрела наверняка был здесь слышен, даже если ветер дул в другую сторону.