Жан-Кристоф Гранже - Полет аистов

Между тем сам президент ни о чем не подозревал. Когда он около часа ночи возвращался в Банги, на семнадцатом километре ему встретились первые группы обезумевших людей, сообщивших ему о перевороте и его собственной смерти. Полчаса спустя Дако арестовали. Когда его привезли, Бокасса кинулся его обнимать, говоря: «Я же тебя предупреждал, с этим следовало покончить».

Небольшая группа людей тут же выехала из ворот, держа путь к тюрьме Нгарагба. Бокасса разбудил ее начальника, тот встретил его, вооруженный гранатами, поскольку решил, что это нападение конголезцев. Бокасса приказал ему отпереть все двери и выпустить заключенных. Начальник отказался. Тогда Банза наставил на него пистолет, а начальник заметил Дако, сидящего в глубине машины под прицелом винтовки. «Произошел государственный переворот, – тихо сказал Бокасса начальнику тюрьмы. – Мне нужно освободить заключенных, чтобы завоевать популярность. Ты понял?» Тот подчинился. Воры, мошенники, убийцы хлынули на улицы города с криками: «Слава Бокассе!» Среди них было несколько особо опасных преступников. Это были люди из племени кара, которых через несколько дней собирались казнить. Убийцы жаждали крови. Они-то в два часа ночи и постучались в дверь нашего дома на авеню де Франс.

Наш управляющий, совершенно заспанный, пошел открывать, вооружившись винтовкой. Эти звери уже взломали дверь. Они скрутили Мохамеда и забрали его оружие. Дикари раздели его и бросили наземь. Ударами палки и прикладом винтовки они разбили ему нос, челюсти, ребра. Прибежала Азора, его жена, и все это увидела. За ней следом из дома выскочили дети. Она прогнала их. Когда Мохамед упал в лужу, убийцы стали над ним измываться. Наносили удары мотыгой и топором. Мохамед ни разу не вскрикнул. Ни разу не попросил пощады. Воспользовавшись тем, что убийцы совершенно обезумели, Азора попыталась скрыться вместе с малышами. Она спряталась в полузатопленной бетонной трубе. Один из дикарей, стороживший оружие, пошел за ними. Узкое пространство, затопленное водой, заглушило выстрелы. Когда этот садист вернулся, по его лицу стекали струйки дождя и крови. Несколько секунд спустя поток черной воды вынес наружу два маленьких тела и одежду Азоры, которая тогда ждала третьего ребенка.

Неизвестно, сколько времени мой отец наблюдал за происходящим. Он ринулся в дом и схватил свое ружье – крупнокалиберный «Маузер». Он устроился у окна и стал ждать, когда появятся убийцы. Моя мать проснулась и поднялась по лестнице к нашим спальням. В голове ее еще стоял туман от выпитого праздничного шампанского. А дом уже горел. Негодяи проникли в него через заднюю дверь и в исступлении громили комнаты, переворачивали мебель, сбивали лампы, от чего и начался пожар.

Нет точной версии того, как погибла моя семья. Предполагают, что мой отец был расстрелян в упор из собственного ружья. На мать, видимо, напали на верхней площадке лестницы. Скорее всего, ее зарубили топором в нескольких шагах от наших комнат. Ее обугленные останки нашли после пожара в разных местах. Что касается брата, который был старше меня на два года, то он погиб в огне, запутавшись в тлеющей москитной сетке. Большинство нападавших также сгорели, пав жертвами пожара, возникшего по их же вине. Не знаю, какое чудо спасло мне жизнь. У меня загорелись руки, крича и спотыкаясь, я бежал под дождем до тех пор, пока не упал без чувств у ворот французского посольства, где жили друзья моих родителей, супруги Нелли и Жорж Бреслер. Когда они нашли меня, когда сообразили, что вся моя семья перебита, и поняли, что власть захватил полковник Бокасса, они тут же помчались в маленький аэропорт Банги и улетели на французском армейском биплане. Мы поднялись в воздух в грозу, оставив Центральную Африку в руках безумца.

Впоследствии об этом «досадном происшествии» старались не говорить. Французское правительство попало в затруднительное положение. Захваченные врасплох французы в конце концов признали нового правителя. Были составлены списки жертв ночи святого Сильвестра. Маленькому Луи Антиошу выплатили крупную компенсацию. Со своей стороны, Бреслеры сделали все возможное, чтобы правосудие свершилось. Но о каком правосудии можно было говорить? Убийцы погибли, а главный виновник происшедшего тогда уже стал президентом Центрально-Африканской Республики.

Мои слова повисли в предрассветной тишине. Сара прошептала:

– Мне очень жаль.

– Не жалей меня, Сара. Мне же было всего шесть лет. Я ничего не помню. Это время – большое белое пятно в моей памяти. Впрочем, разве вообще кто-нибудь что-нибудь помнит о первых пяти годах своей жизни? Все, что я знаю, мне рассказали Бреслеры.