Леонид Могилев - Век Зверева

— А откуда вы это знаете?

— Я довольно часто посиживал с героем вашего будущего очерка по злачным местам и знал его пристрастия.

— Так он, значит, был алкашом?

— Ну, не скажите. Пил-то он пил, да дело разумел. Его потом и из милиции зачищали за моральный облик.

— Да что вы говорите?

— Да. А потом вернули за необыкновенные свойства головы.

— За умственные способности.

— А они разве не в голове?

— Ну, по всей видимости. Вы-то кем сегодня работаете? Какая у вас планида?

— Я в фирме служу.

— В какой?

— Сказано вам, в фирме.

— По юридической части?

— Я работаю в фирме. И вообще, хотите про Юрку говорить, слушайте. А нет, так я пошел.

— Хорошо.

— …Посидев так минут сорок, единомышленники оказались на улице, причем Зега был совершенно пьян. И когда ему захотелось вновь примерить водолазный костюм, а он с ним не расставался, держал в сумке, то с примеркой проблем не образовалось. И дальше он так и пошел. В резине.

Самурай, будучи человеком осторожным и не совсем пьяным, увлек Зегу с магистрали на какой-то пустырь. В трезвяк им было рановато. Потом они проследовали через какие-то дыры в заборах и вдруг поняли, что находятся возле дома, в котором проживал заведующий кафедрой истории Анатолий Васильевич Греф. Друзья доподлинно знали, что он сейчас печален. В доме Грефа проживали сейчас четыре женщины: законная супруга и три его дочери, причем одна от первого брака. По необъяснимой прихоти междувременья дочерей звали Вирджиния, Барбара и Сюзанна.

…Самурай позвонил, перебежал на верхнюю площадку и оттуда стал глядеть на представление. Зега в своем скафандре и с цветком, сорванным с попутной клумбы, предстал перед хозяином. При этом товарищ Греф не очень испугался, но удивился основательно. Поэтому, когда резиновый человек решил войти в квартиру, Анатолий Васильевич просто стал ему мешать и попытался закрыть дверь, но резиновый просунул ногу между косяком и дверью и погладил хозяина рукой в перчатке по голове. Тогда за спиной хозяина дома появилась хранительница очага и закричала глупо и неприятно:

— Что за шутки такие? Это кто так шутит? Вам что надо? Звонить! Немедленно.

Тогда Зега завыл. Дело оборачивалось криминалом. И Зверев не выдержал, слетел по лестнице вниз и на руках вошел-таки в квартиру. Все выяснилось.

Самое интересное, что ровно ничего не произошло потом. Греф остался доволен. Он оказался веселым человеком, а ведь мог свободно прервать карьеру всех трех единомышленников, которые в одночасье становились соучастниками.

— Таких историй вы, очевидно, можете рассказать без числа?

— Таких историй я помню немерено. Еще хотите?

— Нет. Достаточно. Мы со многими хотим поговорить. Юрий Иванович — личность легендарная.

— А то…

— Есть у него друзья в других городах?

— Ну, были, естественно.

— Вот, например, в Воронеже. Он там дело одно интересное крутил…

— Были и в Воронеже. Знаю кое-кого…

В конечном итоге у нас после таких вот бесед с однокурсниками и друзьями детства составился некоторый список возможных мест пребывания господина Зверева в столице Черноземья, колыбели русского флота. Поскольку мы подошли к работе основательно, их образовалось десятка три. Точнее, двадцать семь. И если он действительно проскользнул в этот великолепный город, то в конечном итоге, будучи человеком, склонным к балагану и просидевшим несколько месяцев в подземном бункере, должен был наследить. И мы оказались правы.

Стояли невыносимо долгие вечера. Зверев благополучно прожил еще один день, настолько длинный и пустой, что блестящая перспектива прожить еще и вечер приводила его в состояние томительной ненависти ко всему сущему. Он явно злоупотребил гостеприимством города Воронежа. С утра он проявил пленки, снятые им и Варварой Львовной в Отрожке. Пикник. Потом долго мыл кюветы, после — щеточкой пальцы, так, чтобы ни следа. Но след оставался.

Он стал уже каким-то фотографом для торжеств. Варвара Львовна приглашала его за месяц на три каких-нибудь юбилейных гулянья. Он ходил на них, фотографировал новобрачных и других виновников торжества, пил добротную воронежскую водку и хорошо кушал. Это было не лучшим времяпрепровождением со всех точек зрения. Все остальное время, свободное от трудовых повинностей, он лежал во дворе, читал журнал «Фотография в СССР» — а этого журнала обнаружились залежи на чердаке, — по временам пересекал двор, обливался из шланга холодной водой. Затем он водружался на деревянный щит и опять лежал, не вставая, так долго, как хотел. Варвара Львовна нашла себе какую-то работу, чем-то торговала, приходила около десяти с пакетом бананов. Бананы Зверев уже возненавидел, а Варварой Львовной тяготился, хотя она этого еще не чувствовала. Появился у него еще один товарищ, вернее, два.