Леонид Могилев - Век Зверева

Наконец гости начали прибывать на бал. Первым, на правах хозяина, — господин Папушкин. Охраны — почти никакой. Потом — наш высокий московский гость. И далее — благодарная общественность. Камера бесстрастно снимает всех. Она направлена в проем входной двери, чуть-чуть под углом, так, чтобы гости были видны в профиль и чуть-чуть в анфас. А их — немного. Всего шесть человек. Совещание длится часа три. Затем начинается отъезд высоких договаривающихся сторон. Господин Ши и господин Папушкин уезжают теперь в одном автомобиле. Эту ночь гроссмейстер проведет в доме своего родственника, за бутылкой хорошего коньяка.

Когда охрана объекта покидает территорию, наших операторов выпускают из сарайчика, и через час мы смотрим запись.

Люди из ФСБ, милиции, армии — не самые большие, но достаточно высокопоставленные, имеющие права на решения серьезных вопросов. Вот два банкира, вот неизбежный порт и рыбная промышленность, и как обойтись без Госкомимущества. Один гость не опознан. И нет ни одного немца. Это несколько ненормально.

Теперь мы делаем «распечатку». Фотовариант отснятого материала. Вот он — неопознанный гость. Лицо тонкое, глазные впадины — глубокие.

…Убитые в зале Филармонии строгим и простым способом деловые люди приходили не просто так. У них должна была, видимо, по окончании концерта состояться встреча с тем, кого мы называли Артистом.

Проникнуть ночью в Филармонию не составило труда, но вот для того, чтобы просмотреть все личные дела, потребовалось время. На наше счастье, делопроизводство велось идеально. Нашим людям не пришлось вскрывать сейфов. Папки стояли на стеллажах, по специализации. Духовые, струнные, хор, администрация, техсостав. И в каждой — одна фотография наклеена на листок учета кадров, вторая — вложена в конверт. Каждый конверт надписан. Всего — сто шестнадцать конвертов. Женские — отпадают. Остается шестьдесят шесть. Нехорошее число. Через полтора часа все конверты — у меня на столе. Филармония заперта, даже сигнализация поставлена на место.

Через сорок минут аккуратной работы я знаю фамилию Артиста. Еще через час наши люди, имеющие доступ к Большому Компьютеру, шлют мне факс. Юденичев Николай Карлович, фамилия по матери, по отцу — немец, сорок третьего года рождения, старший художник по свету, работает в Филармонии двадцать лет. Отец — уроженец Восточной Пруссии, проживал в Кенигсберге, репрессирован, после отбытия срока высылки в Казахстане уехал в Германию. Мать его — русская, осталась в Семипалатинске. И Николай Карлович остался в России. Каким-то чудесным образом пробрался в Калининград, устроился на работу, закончил университет. Математик. Кандидат наук. Оставил научную карьеру… В связях с иностранными спецслужбами не замечен.

Вот он. К нему, Николаю Карловичу, приходили уважаемые люди. Где он встречался с ними? А там и встречался. В регуляторной. Без свидетелей. Николай Карлович — «крот». Он держит в руках все нити операции, ему обязан подчиняться господин Папушкин. И даже — Господин Ши. А уж Отто Генрихович Лемке — и подавно. Пепел Клааса бьется в его сердце. Где был его дом? Возле Верхнего пруда или зоопарка? А может быть, окнами на Преголе? А может быть, где-то возле фортов?

Его нынешний адрес звучит странно: Велосипедная дорога, дом, квартира. Это — рядом с Филармонией.

Американская сторона, попробовавшая активно вмешаться в операцию, понесла сокрушительные потери. Иван Пирогов взорвал вертолет с руководителем операции, штатным сотрудником ЦРУ, начальником службы Дэвидом Смайлсом. Вместо прогулки на болота — братская могила. Русские предатели летят над городами набитого вооружениями и армией анклава, а курс указывает — американский шпион. Сошедший с ума капитан, вцепившийся в дом на болоте, бьет в сердце операции, так долго выстраиваемой и такой, казалось бы, простой по исполнению. И никто не может понять, что же происходит. Это как снаряд, влетевший в окно командного пункта. В частях растерянность, связь отсутствует, управление войсками нарушено. Теперь нам осталось нанести еще один удар. Сердце Николая Карловича перестанет биться.

Приходит сообщение из Польши. Фургон уничтожен. Остаются только изделия под Южным вокзалом. И времени на перегруппировку сил у противника нет.

Николай Карлович сейчас один. Семья отбыла в туристическую поездку в Польшу. Интенсивное отбытие семей участников путча областного масштаба отмечалось в течение последних двух недель.