Франк Тилье - Адский поезд для Красного Ангела

«— И вы никогда не думали выйти замуж?

— Нет. Мужчины не понимают, чем я занимаюсь. Мне никогда не удавалось ужиться с теми, с кем я встречалась. Они делали меня несчастной. Мне больше нравилось женское общество. Да, Франк, я лесбиянка! Впрочем, я думаю, вы это подозревали. Я не ошиблась?»

Половые органы тоже обгорели. Во влагалище была вставлена, а потом подожжена при помощи пучка ваты и зажигалки маленькая спринцовка с бензином…

«Знаете, чего бы мне больше всего хотелось, комиссар? Вернуться на берег того озера, снова видеть плавающих передо мной уток и кормить их хлебными крошками. Однажды я вернусь туда, я себе поклялась…»

Сиберски направил фонарь вправо от входа:

— Он использовал… эту зажигалку и этот флакон аэрозоля, чтобы сжечь ей груди… И… вот что он написал… — Сиберски ткнул фонарем в потолок.

Я прочел написанные мелом слова:

«Привет, Франк!»

Я вытер губы платком и достал из кармана мобильник. Но связи не было, так что он оказался непригодным. Я бросился к сужению галереи, на ходу вырвав клок из своей куртки, пробежал по кишке, потом по следующей, направо и еще направо, до тех пор, пока мне в лицо не брызнул дневной свет.

Дрожащими пальцами, с бунтующим желудком, я набрал номер Серпетти. Он заговорил прежде, чем я успел раскрыть рот:

— Привет, дружок! Ну что, понравился тебе мой подарочек?

— Сукин сын! Верни мне жену!

— Ты знаешь, она тут, недалеко от меня. Но я немного беспокоюсь, потому что в последние дни у нее заметно участились схватки. Похоже, ребенок хочет родиться.

— Прекрати, Тома! Умоляю тебя, прекрати бойню!

— Он не должен родиться! Не сейчас! Твоя жена должна дойти до конца! Я тут кое-что собрал. Необходимо навести порядок. Потом дело пойдет лучше, гораздо лучше… На самом деле, не то чтобы ты меня слишком беспокоил, но, видишь ли, у меня полно дел… Как всегда… Кстати, следует заняться Королевой Романса, полагаю, я не скоро ее увижу…

Он отключился.

— Не-е-е-ет! Не отключайся! Не-е-ет!

Я снова набрал его номер. Никакого ответа. Я упал коленями в грязь, обеими руками во влажную землю внутреннего двора. Ко входу все прибывали автомобили с проблесковыми маячками.

Я резко вскочил и бросился в дом, где уже начался обыск. Перепрыгивая через ступеньки, я взлетел наверх. В кабинете, где все так же гудели компьютеры, на стене по-прежнему висел постер… Болота близ Тертр-Блан… И в глубине — шале…

Только что прибывший Кромбе окликнул меня, когда я уже собирался уезжать:

— Комиссар, вы куда?

— Дорогу! Я должен кое-что проверить!

Захлопнув дверцу прямо у него перед носом, я рванул с места, взвизгнули шины.

От нервного напряжения мои мышцы превратились в стальные перекладины. Резкая боль грызла плечо, ныли усталые суставы. Но я должен был убить его. Я должен был убить его собственными руками, и чтобы никто не мешал мне. Я должен был видеть его глаза, когда пуля вопьется в его плоть. «Держись, Сюзанна, держись, умоляю тебя!»

Часть моих мыслей унеслась к Элизабет Вильямс, к чудовищной смерти, которую уготовил ей Серпетти. Я должен был бы подумать об этом! Я должен был бы предвидеть, что этим кончится! Боже мой! Сколько людей умерло по моей вине! А скольких из них я спас из лап Серпетти, Человека без лица, такого знакомого лица, что мне не удавалось его разглядеть? Ни одного…

Я спешил, чтобы встретиться с Красным Ангелом в последнем бою, в поединке, которого ждал эти полгода. Я мчался к сверкающему под заходящим солнцем куполу, спешил туда, где ждала меня моя судьба…

Запах стоячей воды проник в меня и наконец материализовался, словно его выделяла сама субстанция моих снов. Топкая дорога, вспарывающая болота на протяжении многих километров, стальными челюстями вцепилась в колеса моего автомобиля. Я нажал на акселератор. Машина буксовала. Дальше пришлось двигаться пешком.

Последние комары в преддверии зимних холодов плясали над мутной поверхностью, иногда задевая ее и поднимая миниатюрную волну грязи, а потом прятались среди вытянутых стеблей камыша. Чем дальше я продвигался, тем более вязким становилось болото. Мрачный пейзаж вокруг меня уже не имел ничего общего с постером Серпетти, и я тщетно искал остров, островок или кочку, где могло бы разместиться шале. Косые лучи солнца играли на редких участках, где воде удавалось пробиться сквозь густые заросли кувшинок. Мне казалось, что я могу идти прямо по болоту, настолько щедрой была растительность. Стена гигантских, выше двух метров, и торчащих, как копья воинов, стеблей тростника мешала разглядеть что-нибудь, кроме этого зеленого узилища, в котором я двигался.