Андрей Лебедев - Конец света

Но это же и плохо. Потому как если случится чего — заглохнешь или поломаешься — только с него и спрос потом, и некому хоть бы присутствием своим защитить от «деда» Панкрата.

На складах загрузились быстро. Там вообще как в американском кино — погрузчики шмыгают — вжик-вжик! Задом машину подал, борт задний опустил, два раза тебе по четыре ящика кинули — и отъезжай! Правда, целый час потом Репка колонну выстраивал. Пеночкину пришлось мотор заглушить — а не то соляру пожгешь, потом в дороге встанешь, «дед» Панкрат по шее надает. А ведь это он же у него и слил пятьдесят литров. И задвинул куда-то гражданским. И уже небось и водки купил.

Ехали быстро. Вместо положенных сорока Репка гнал где-то под пятьдесят. Торопился, наверное, к своей вернуться. Красивая у него жинка. Солдаты треплются, будто изменяет ему, но врут. Они всегда, как красивую увидят, так врут про такую всякие гадости. Вот и «дед» Панкрат брехал, будто она с прошлогодними дедами гуляла.

Жрать в армии всю дорогу охота. А когда они обедать будут, ротный не сказал. Правда, Леха Золотицкий, молодой боец Пеночкиного призыва, заметил вроде, что на кого-то там грузили термосы со жратвой. Может, когда разгрузимся, так и дадут?

Вспомнились мамины праздничные обеды. Раз в месяц, с получки, мама покупала в фабричном магазине мясо и делала борщ. Такой вкусный, такой аппетитный! Жарила котлеты. И еще пекла пирог. С капустой.

Ах, как он сейчас рубанул бы маминых котлет с гречневой кашей!

Вот женится, будет денег приносить домой много. Шофера-дальнобои прилично зарабатывают. И его жинка будет ему борщ и котлеты делать на каждый день. Ленка Иванова? А хоть бы и Ленка Иванова. Она хорошая. Она добрая.

К исходу третьего часа движения настал какой-то критический момент, и Пеночкина стало клонить в сон… И он ничего не успел понять, когда что-то грохнуло, когда Леха Золотицкий, что ехал впереди, врезал вдруг по тормозам, когда слева из лесополосы стали выбегать какие-то люди, не понял, не успел ничего понять, когда, распахнув его дверцу, в него в упор разрядили полрожка.

Бородатый, тот что стрелял, брезгливо морщась, стащил неживого, поникшего на руле Пеночкина, вывалил его из кабины и, бросив на сиденье еще не остывший свой АКСУ [22] АКСУ — укороченный автомат АКС-74У. , по-хозяйски сел на водительское место.

— Алла акбар!

— Алла акбар, поехали!

И Володя-Ходжахмет, сидя в передней машине, на том месте, где еще минуту назад сидел капитан Репка, включил рацию на передачу:

— Движемся. Готовь принимать. Груз в порядке. Алла акбар.

А рядовой Пеночкин, который так и не стал дембелем, не вернулся к маме на ее котлеты с гречневой кашей и не женился на Леночке Ивановой, остался лежать в кювете. И с ним остались и «дед» Панкрат, и Леха Золотицкий, и капитан Репка. И еще шестнадцать пацанов.

Командир лодки К-653 «Краснодар» отдал приказ подвсплыть и, выпустив антенну, связаться с Резервной ставкой.

О нападении террористов необходимо было немедленно доложить.

— Надо вжарить по Мадриду, что ли? — сказал в задумчивости генерал Долгов.

— Правильно, — согласился Данилов, — передайте командиру К-653, чтобы ударил по Мадриду.

Кормили на строительстве минарета очень плохо. Баринов совсем уж отощал.

Земляные работы на стройплощадке сменились сперва на бетонные, потом на плотнические, арматурные, сварные, снова бетонные и, наконец, на каменщицкие.

Теперь Баринов освоил профессию каменщика третьего разряда и работал подручным у своего бригадира, молдаванина Василия Кодряну. Когда припекало солнышко и на Невский выкатывало большое количество рикш со знатными баями и паланкинов с женами знатных баев, молдаване посылали Баринова просить милостыню. Посылали его как самого бесполезного в строительном процессе, все равно от него проку мало — кирпич класть красиво не научился, раствор подавать сноровки большой не имеет — так… Держали его из жалости. Выгнать — пропадет ведь. Кому нужен бывший литературный критик?

А вот разжалобить какую-нибудь дамочку в паланкине или толстого бая, едущего на рикше на базар на Сенную или в Интернет-чайхану на беседу с уважаемыми друзьями, — на это Баринов как раз годился.

Для потехи его выряжали в жилет и галстук на голое тело, на голову ему надевали шляпу а-ля артист Боярский в лучшие его дни и отправляли на угол Невского и канала Грибоедова. Молдаване ему еще и дощечку дали, чтобы он обращение написал жалостливое.