Анатолий Королев - Инстинкт № пять

— Объявили последний заезд, — прервал я рассказчика.

— Я не хочу больше проигрывать, на редкость неудачный день.

Я быстро просмотрел список лошадей, бегущих в последнем заезде.

— Я играю. Триста на Жребия. А если второй придет Мадонна, с тебя поцелуй в задницу.

— Идет. А ты залезешь под стол и пукнешь.

Букмекер забрал деньги пухлой ладонью и записал мою ставку в грязный блокнотик… Раньше он все держал в голове.

Официант уже скучно сдирал клеенки с пустых столиков.

— Ты, я вижу, при деньгах, Гермес, — осклабился Гипнос и заказал еще пару стопок за мой счет.

Я не возражал, хотя чуял, что налит уже под завязку.

С началом заезда запаздывали. Сперва пережидали ливень, затем отказало табло, потом у Геракла сменили жокея.

Рассказчик молчал, тогда я сам спросил, что дальше.

— Дальше… — Гипнос отдышал стопку в сторону и закусил рукавом. — Дальше настал наш с тобой черед, Гермес. — Слушай и вспоминай! Спрятав беременную Метиду в священной роще дубов на острове Патмос, Герса отправилась купаться к любимому роднику Геры близь Аргоса, тот самый, где та обычно латала свое девство после любовных атак Зевса. Она тоже хотела восстановить свою целость, а заодно отмыться от диевой крови, которой была выпачкана с ног до головы. А пока богомерзкая Герса купалась в источнике, мы, олимпийские боги, малые и большие, и те, кто прятался по щелям мира, и те, кто таился в Египте, вступили в роковую бессмысленную борьбу друг с другом за господство над опустевшим Олимпом: Арес убил в нильских камышах кошку — божественную богиню охоты Артемиду. Аполлон пронзил из лука стрелой сову в чаще — богиню рока Немезиду. Посейдон трезубцем поразил козла — бога веселья и вина Диониса. Афина-Паллада копьем заколола в воде двух крокодилов — богиню урожая Деметру и богиню чистоты душ, девственницу Гестию. А ты, Гермес, камнем из пращи убил бога света Гелиоса, даже я, Гипнос, бог лунных снов и ночных кошмаров, попытался прикончить эринию Мегеру, которая сильно мне досаждала своим злым языком, но старая ведьма никогда не видела снов, и мой замах не получил награды. Никто из богов не понимал до конца, что черта итога касается всех и что Олимп будет отныне пуст навсегда, до скончания времен и истечения сроков. Только один мудрый Аид, старший брат Зевса, да безвольный хромоногий Гефест с женой-красавицей Афродитой не приняли участия в египетской бойне эллинских богов, скрываясь по-прежнему в Тартаре под землей, среди сонмищ умерших теней. Да шалун мальчишка Эрот играл в прятки на морском берегу с нереидами — его жестокое сердце не тронула даже весть о гибели отца-громовержца. Да вечно пьяный Пан, бог природы, пировал с вакханками в роще на склоне Парнаса. Тем временем великая богиня Гера, вдова Зевса, обернувшись волчицей…

— Волчицей! — вздрогнул я бог весть от чего.

— Да, волчицей, Гермес…

— С широким лбом и двумя белесыми пятнами в шерсти над глазами?

— Наконец-то твоя память проснулась!

— Она прибежала к Арагосу, — продолжал я, лихорадочно выбалтывая слова, которых не было в моей памяти, но которые теснились под языком, — где спряталась в лесу и стала выслеживать купальщицу Герсу, которая вот уже… уже…

— Которая вот уже, — пришел на помощь Гипнос, — все лето смывала кровь Зевса со своего тела в священном источнике…

— Она подползла на брюхе по песку, чтобы скрыть в низких кустах ивняка нападение, а затем кинулась к морю. Море подходило к берегу с маяком порядочной глубиной, и она явственно различала скат из ракушечника с лохмами подводного мха, с обломками мидий…

— Ты снова спятил, бедный Гермес, — нажал на голос Гипнос. — Какой маяк? Откуда там море? Вспомни священный источник Кана под Арагосом! Сколько раз ты летал туда к Гере с вестью от Дия… Зеркальце воды посреди камней, где не поместиться и одному волу!

Он возражал с таким убеждением в своей правоте, что я разом смешался.

— Когда наконец кровь Зевса смылась до самой последней капли и измученная Герса вышла на берег отдохнуть от купания, богиня Гера волчицей кинулась на спящую бестию и чуть не вцепилась ей в горло, но ангел-хранитель непобедимой Герсы пригвоздил Геру копьем к земле и разбудил истребительницу античных богов.

— А я помню, Гипнос, что она выстрелила из револьвера, — пьяно упрямился мой язык, — пуля попала прямо между глаз. Из волчьей шерсти брызнул кровеносный фонтанчик. И принялся извиваться хвостом дождевого червя.

— Тебе нельзя пить, Гермес, — скорбно усмехнулся мой непоколебимый Гипнос, для которого все пустые стопки выпитой водки оказались горстью песка против вепря. — Так Герса одолела Геру. Узнав о том, что необоримой ужасной неотвратимой Герсе послушны сами мойры, олимпийские боги встрепенулись в Египте: вепрь снова стал Аресом, богом войны, ворон — Аполлоном, рыба — Афиной, дельфин — Посейдоном. Только ты да я, Гермес, остались там, где и были. Я — в снах трехглавого Кербера в аду, потому что не хотел просыпаться человеком на кровати в какой-нибудь убогой психушке на краю света, а ты божественным ибисом бродил среди зарослей папируса в Ниле, потому что первым понял, что над античным миром взошло новое Слово и от него никому не уйти. Никто из богов не знал, что предпринять, только один самоуверенный Арес пулей примчал к источнику Кана под Аргосом и сказал Герсе, что согласен взять деву в союзники и вместе с ней поделить небо Олимп. Но та лишь рассмеялась в лицо жестокому богу и сказала: «Готовься к смерти». Но Арес ничего не боялся, ведь его бессмертие покоилось на Слове, слове оракула, который сказал, что Ареса не убьют ни люди, ни герои, ни боги, ни звери. А значит — никто! И потому не боялся Герсы и смело выхватил свой меч из ножен. И Герса в первый раз с того часа, как начала свой штурм против неба, сделала шаг назад и, отступив, заслонилась своим зеркалом на вытянутой руке, словно щитом воина.